При всем при этом Лерка была кокетлива, ходила
"натырлах", как говорят блатняки, ручкиполусогнутые, словноузаводной
куколки,навьючиваланемыслимыепрически, натягивала какие-то сверхмодные
платья, косынки, пилотки, шляпки, в последнее время -- тугие, узкие джинсы и
гарибальдийскуюпышнуюкосынку,узломсхваченнуюнагорле.Хайловские
кавалеры прозвалиЛеркy "примадонной"ипрохаживалисьпо перронув"ее
стиле",вертявсем,что у когоможетвертеться,ноблизко кЛерке не
подступали -- и без нее хватало "кадров".
Практическоевнимание на Лерку обратили "химики", приняв ее за халяву.
Лерка училась в Вейске на фармацевта,на выходные приезжала к родителям,в
деревню Полевку -- это двадцать километров от Хайловска, в девяти верстах oт
Починка-- центральнойусадьбыколхоза,и,когдадожидалась автобуса в
родные края,"химики" откололи ее от публики, подпятиликзабору имежду
киоском "Союзпечати"ифилиалом леспромхозовской столовойдавай снимать с
нее штаны. Штаны-то джинсы, их не так-то просто и по доброй воле сдернуть, а
при сопротивлениивремяисноровканадобны.Сошнинкакраз приехалс
лесоучастка, где всю ночь усмирял лесорубовпосле получки. Выйдя из поезда,
отбил барышню, увел ее в дежурную комнату, где ее долго отпаивали водой.
--Людина остановке! Советские, наши, здешние -- и никто,никтоне
заступается! Подлые!.. Подлые!.. Все подлыe! -- в истерике кричала Лерка.
Конечно,подлые.Ктожстанетотрицатьилиспорить?Илюдина
остановке, и "химики" -- это уж само собою. Но вот автобус на Починок ушел и
будет только завтра утром. Что делать?
Бессоннаяночь позади. Спать охота -- спасеньянет.Молодой организм
отдыха просит. Брюзгин, сотрудник ЛОМа,
удалит барышню издежурки сразу же, как уйдет с вокзала Сошнин, потому
как жена у него сто кило весом, ревности же в ней на все двести, и проверяет
она поведение сотрудника ЛОМа черезкаждые два часа. В вокзале по скамейкам
валяютсядрузья"химиков" или нанихпохожиекореша, раздумываянасчет
условий вербовки: соглашаться им вХайловский леспромхоз или в глубь страны
подаваться? Пришлосьбрать Лерку к себе, вхолостяцкую комнату, выделенную
Сошнину в леспромхозов- ском общежитии. Он бросил шинельнапол, в головах
свернул казенный бушлат, укрылся плащом, указалбарышне на казенную кровать
с пружинами, звенящими что арфа, и только донес голову до изголовья -- канул
в непробудное, сладкое царство.
И не возвращаться бы ему из того, все утишающего, блаженного, царства в
вечно жужжащееобщежитие, в узенькую комнаткус казенной желтой занавеской
на окне,отмеченной черной, жирнойинвентаризационной печатью, сказенной
кроватью, накрытой простыней, тоже спечатью,с чайником без крышки ибез
печати,сэмалированнойкружкой,сгнутымистоловскимивилками,с
чемоданчиком в углу и стопкой книжек на подоконнике.
Онпродрал глаза и с удивлением увидел:на казеннойкойке, звучащей,
какарфа,скатившись головой с плоской,отходами куделинабитой подушки,
спала барышня, совсем не похожая на ту, каковую онаизображала изсебяна
людях.