Наконец дверь рассерженно крякнула, и старая, плотно непритворяющаяся
плица пустила в коридор щель серого, унылого света -- па улице вторую неделю
шелмелкийдождь, размывший снег в кашу,превративший в катушкиулицыи
переулки. На речке начался ледоход -- в декабре-то!
Тупо инепрерывно ныла нога, жглои сверлилоплечо от недавней раны,
долила усталость, тянулов сон--ночью неспалось,и опять он спасался
пером и бумагой. "Неизлечимая этоболезнь -- графоманство",--усмехнулся
Сошнин и, кажется, задремал, но тут встряхнуло тишину стуком в гулкую стену.
--Галя!-- с надменностьюбросилав пространствоСыроквасова.--
Позови ко мне этого гения!
Галя -- машинистка, бухгалтер да еще и секретарша. Сошнин осмотрелся: в
коридоре больше никого не было, гений, стало быть, он.
-- Эй!Где ты тут? -- ногойприоткрывдверь, высунулаГалякоротко
стриженную голову в коридор. -- Иди. Зовут.
Сошнинпередернулплечами, поправилнашее новыйатласный галстук,
пригладил набок ладонью волосы. В минутыволнения он всегда гладилсебя по
волосам -- маленького его много и часто гладилисоседки и тетя Лина,вот и
приучился оглаживаться. -- "Спокойно!Спокойно!" -- приказал себе Сошнин и,
воспитанно кашлянув, спросил:
-- Можно к вам? -- Наметаннымглазом бывшего оперативника он сразу все
в кабинете Сыроквасовой охватил: старинная точеная этажеркав углу; надетая
наточенуюдеревяннуюпику,горбатовиселамокрая,всемвгороде
примелькавшаяся рыжая шуба. У шубы не было вешалки. За шубой,на струганом,
нонекрашеномстеллаже расставленалитературнаяпродукцияобъединенного
издательства.Напереднемпланекрасовалисьнесколькосовсемнедурно
оформленных рекламно-подарочных книг в ледериновых переплетах.
-- Раздевайтесь,--кивнула Сыроквасованастарыйжелтыйшкафиз
толстого теса. -- Там вешалок нет, вбиты гвозди. Садитесь, -- указала она на
стулнапротивсебя.ИкогдаСошнин снялплащ,Октябрина Перфильевна с
раздражением бросила перед собой папку, вынув ее чуть ли не из-под подола.
Сошнин едва узнал папку со своей рукописью-- сложныйтворческий путь
прошла она с тех пор, как сдал он ее в издательство. Взором опять же бывшего
оперативника отметил он, что и чайник на нееставили,и кошка на ней сидела,
кто-то пролил на папку чай. Если чай? Вундеркинды Сыроквасовой -- у нее трое
сыновей отразных творческих производителей-- нарисовали на папкеголубя
мира,танксозвездою исамолет.Помнится, он нарочно подбирал иберег
пестренькуюпапочкудляпервогосвоегосборникарассказов,беленькую
наклейкувсерединесделал,название,пусть инеоченьоригинальное,
аккуратно вывел фломастером: "Жизнь всего дороже". В ту пору у него были все
основанияутверждатьэто,инесонвиздательствопапкусчувством
неизведанного ещеобновления в сердце, и жажду жить, творить, быть полезным
людям--такбывает совсемилюдьми, воскресшими,выкарабкавшимисяиз
"оттуда".