Всего отвратительнее (и это вторая причина, почему приходится писать) видеть в этом сборнике епархиальной поэзии «творения» поэта-коммуниста Ник. Смирнова. Добро бы они попали более или менее случайно, как стихи Смирновой-Варфоломеевой! Нет, они как нельзя больше кадят церковным ладаном.
В четырех помещенных стихотворениях целиком выдержан церковно-лирический, елейный тон.
Первое так и называется: «Свете Тихий». Это не аллегория, это обычное церковное обращение к Христу, о котором идет речь. В стихотворении «На Волге»
В благовонье молчаливом
Речной колеблется разлив.
И дальше:
Перед заревым иконостасом
В молитве пали острова.
В стихах «Левитанские места» у Ник. Смирнова «ВЕТЕР-ВЕЧЕРНИЙ ПСАЛОМ». Там же и «Тихие очи Христа», и АРХАНГЕЛ, и т. д.
В последнем стихотворении «БЕССМЕРТИЕ» Ник. Смирнов рекомендует себя «ВЗЫСКУЮЩИМ МОНАХОМ» и, видимо, не прочь взять на себя роль праведника.
И вместе с ветром потрублю
О чудодейственном бессмертье,
И слово вечное люблю
Я брошу в мир. В него поверьте!..
Я не знаю, к кому молодой «пророк» обращает свои призывы о вере, но эти призывы вовсе не о вере в творческий гений пролетариата, ибо не коммунизм, не революция зажигает огонь проповедничества у Ник. Смирнова. Его вера обыкновенное тихоновское православие.
Он сам говорит:
Огонь мой луч Христова взгляда.
(«Свете Тихий»)
Разумеется в РСФСР провозглашена свобода вероисповедания, и Ник. Смирнову предоставляется полное право исповедовать и тихоновское православие, и состоять вместе с Черновым-Плесским в секте Охтинской богородицы (если эта секта не находится в разногласии с уголовным кодексом по части разврата); даже при существующей свободе печатного растления он может издавать на прекрасной бумаге свои псалмы, но как Николай Смирнов примиряет свое христианское поэтическое творчество с принадлежностью к РКП, абсолютно не понятно.
В сборнике есть рассказ о каком-то проходимце из «бывших студентов» Мих. Сокольникова. Мимоходом в нем разоблачается вранье интеллигенции о том, как ее Советская власть притесняет.
В рассказе не сказано, что речь идет об Иванове, но это и без того ясно. Как отнесся «город» к переведенному туда во время революции высшему учебному заведению?
А вот как:
«Своим высшим училищем город гордился: к нуждам его относились серьезно, хлопотали в центре. Устроили так, что ежедневно, в специальных вагонах, из Москвы приезжали знаменитые профессора».
Вот вам и опровержение сказки о враждебном отношении к культуре варваров-большевиков, сделанное интеллигентом в книжке для сельских попов.
Выводы?
А выводы таковы, что как бы ни бесцветны были кинешемские «эмигранты» от революции в византийскую церковь, как бы ни мало читались они рабочими (на кой черт рабочему этот лирический ладан), но вредны они несомненно.
Уж одно появление таких сборников в рабочей губернии, говоря языком кинешемских поэтов, «прискорбно», но надо принять во внимание, что мелкая трудовая интеллигенция, имеющая литературные запросы молодежь, за неимением ничего лучшего под рукой, могут подчас читать эту «поэзию» и будут развращаться.
Вместо проникновения пролетарской идеологией, настроениями, будут отравляться церковным чадом.
Вывод может быть один организация и распространение пролетарской литературы.
Что касается общественной оценки, повторяю, она достаточно ярко дана в статье т. Троцкого («Правда» за 19 и 20 сентября) о внеоктябрьской литературе, с той разве поправкой, что «Земные ласки» не только вне Октября, но смело могут быть поставлены и вне Февраля.
Вл. Павлов ТИШАЙШИМ
(посвящается кинишемскому альманаху «Земные ласки)
Кто тихой синью светиться
И трепетно благословляет жизнь.
И ветерок вспорхнул, домчался до дубравы
И там затих в тенетах светлой лени.
Темнее даль. И тихо, тихо небо.
Голубоватый «свете тихий»
Печальный свет осенних дней.
Чуть слышно полетели безмолвные птицы.
А ТАМ ВО ГЛУБИНЕ РОССИИ,
ТАМ ВЕКОВАЯ ТИШИНА.
Революционной бурной встряски
Дни мимо Кинешмы прошли,
Где были только одни ласки
Заснувшей матушки-земли.
Под мирной сенью Губсоюза
Всех «светом тихим» обдает,
И от лампадного нагруза
Никто не крякнет, не вздохнет.
* * *
Из дневника Антонины Мугго.
Жить это в темную бездну упасть
Жить это небо у Бога украсть
Есть дни Они как дар судьбы,
Как жизни яркие просветы
Мечтой таинственной полны.
Наивысшая, как и самая низкая форма
критики, есть автобиография.
Мне сейчас так хорошо, как редко теперь бывает. Странно на меня действует контора. Здесь я теряю все свои хорошие мысли, все мои хорошие слова, и все люди кажутся дрянными, и сама я такая же дрянь. И в голове мутно и тошнит и тоска зеленая. Ужасно нехорошо. В слове «хорошо» или «нехорошо» можно соединить очень много понятий. Вот у нас оно очень много значит. Если мы говорим, что «было хорошо» и какой-нибудь человек «хороший» это значит, что в нем соединяются такие качества, которые мы наиболее ценим в человеке, то есть не только обыденные вещи, которыми отличается вообще человек, но и то хорошее, то выходящее из ряда вон, что отличает людей сильных духом и одаренных.