Судьба ее вообще была довольно яркой. Дочь провинциального, костромского помещика Д. А. Апухтина, она была воспитана на светлых, несколько наивных книжных идеалах. Соблазны крупных городов ей были безразличны, зато девушка испытывала нешуточный религиозный экстаз, а также сентиментальную любовь к природе.
Сама она писала про себя: «От матери я унаследовала мечтательность и пытливость, от отца страстную природу, в высшей степени способность любить и ненавидеть. Я была дика и застенчива. Страстно любила свою кормилицу, которая была моей няней Я была скрытна и несмела, с немногими сближалась, особенно с детьми своих лет. Я искала какой-то высшей чистой человеческой любви».
Ее сибирская знакомая, М. Францева писала о Фонвизиной: «Наталья Дмитриевна была замечательного ума, необычайно красноречива и в высокой степени духовного религиозного развития В ней много было увлекательного, особенно когда она говорили, что перед ней преклонялись все, кто слушал ее. Она много читала, переводила, память у нее была громадная; она помнила все сказки. которые рассказывала ей в детстве ее няня, и так умела хорошо, картинно представить все, что видела и слышала, что самый простой рассказ, переданный ею, увлекал каждого из слушателей. Характера она была чрезвычайно твердого, решительного, энергичного, но вместе с тем необычайно веселого, несмотря на то что жила больше внутренней жизнью, мало обращая внимания на суждения или пересуды людские».
В 1869 году дом переходит к Надежде Филаретовне фон Мекк, известной как покровительница композитора Чайковского. Тот нередко гостил у нее. Но это не был роман в общепринятом смысле слова. Композитор великодушно позволял любить его (и, что греха таить, поддерживать материально). Надежда же сорокалетняя вдова и мать одиннадцати детей была и вправду влюблена как кошка. Когда же Чайковский женился, писала ему: «Когда Вы женились, вспоминала баронесса в своем письме несколько лет спустя, мне было ужасно тяжело, у меня как будто оторвалось что-то от сердца».
Денежные поступления, разумеется, разумеется, не прекращались пока Надежда Филаретовна ни написала Петру Ильичу о наступившем неожиданно финансовом крахе. В общей же сложности материальная поддержка продолжалась на протяжении 13 лет.
Кстати, именно при Надежде фон Мекк здание преобразилось до неузнаваемости был расширено до 50 комнат, а фасад его украсили два льва.
В 1880 году здесь жил Генрик Венявский, знаменитый польский композитор и скрипач. Много концертировал в Москве и в Петербурге, а здоровье его становилось все хуже, и хуже, и в том же 1880 году в том же доме фон Мекк он скончался испорченное сердце не перенесло пневмонию. Смерть была предрешена. Чайковский писал Надежде Филаретовне: «Меня глубоко трогает призрение, которое Вы оказали бедному умирающему Венявскому. Последние дни его будут скрашены Вашими заботами о нем. Очень жаль его. Мы потеряем в нем неподражаемого в своем роде скрипача и очень даровитого композитора. В этом последнем отношении я считаю Венявского очень богато одаренным, и, если б судьба продлила его жизнь, он мог бы сделаться для скрипки тем же, чем был Вьетан. Его прелестная легенда и некоторые части d-mоll-ного концерта свидетельствуют о серьезном творческом таланте».
В 1881 году дом снова поменял владельца. Им стал чаеторговец Алексей Семенович Губин, прославившийся не столько своей жизнью, сколько смертью. Кто-то пустил слух, что в этот скорбный день в воротах дома будут раздавать щедрую милостыню. Разумеется, нищие первопрестольной, а также ближайших уездов собрались здесь в огромном количестве, началась давка, многие были задавлены намертво.
После чего дом, от греха подальше, продан был наследниками Дворянскому земельному банку.
* * *
Дома по левой стороне, достойные внимание, тоже вошли в упомянутый путеводитель. А за ними исключительный, особенный московский мир, мир сретенских переулков.
Сама улица Сретенка известна тем, что не имеет на своей красной линии ворот и арок. Это сделано из экономических соображений. Сретенка издавна развивалась как торговая улица, и купцы использовали каждый метр для привлечения покупателей. Хозяйственная жизнь велась исключительно со стороны переулков. Которые, конечно же, располагались параллельно друг другу и на небольшом расстоянии это обеспечивало доступ ко всем зданиям на самой Сретенке. Здесь также существует уникальная система московских проходных дворов и всевозможных маленьких уютных двориков. Многое, конечно же, за последние годы исчезло (и теперь не получится, как совсем еще, казалось бы, недавно, пройти от Бульварного до Садового кольца, не выходя ни на одну радиальную улицу. Но многое, все равно, сохранилось.