– Свежа, как роза! И бутончик еще наверняка целенький, – Скар скабрезно подмигнул невозмутимо-холодному Ворону, – Тебе! Подарок!
– С бабами боле менее все ясно, – скептически выгнутая темная бровь так и не опустилась, – А это что?
Взмах бархатных ресниц обозначил, что Ворон имеет в виду, – отдельно от женщин стояли оставшиеся трое пассажиров почтовой кареты: упитанный купчик, пожилой мужчина с вдумчивым мягким лицом и юноша лет восемнадцати с разбитой головой.
Бандиты – аристократ и атаман отошли, и до пленников доносились только обрывки фраз. -…жирный… бабла до хрена… -…сгодится… учителя с юнцом… куда хочешь… не наваришь… ехал на службу наниматься… денег нет, а гонору… -… Одноглазому Винни впарить… -… не лох…на такую лажу… не купится…
В этот момент юноша словно очнулся. Он толкнул старика, на которого опирался, на разбойников, выхватил у одного из них из-за пояса нож, тут же всадив его в хозяина, вывернулся, оставив в чьих-то руках кусок рубашки, и бросился к раскрытым воротам. Ему почти удалось прорваться: между ним и свободой стояли только Скар и Ворон…
Скар еще доставал саблю из ножен, когда Ворон резким рывком уже выдернул узкое лезвие из груди беглеца. В лице его не дрогнула ни единая жилка.
– Я же говорил, денег нет, а гонора – выше головы. И ума нет, – заключил он, спокойно вытирая клинок, – Заканчивай здесь. Дело обсудить надо.
Тот, кого называли Вороном, открыл глаза. Опять этот сон. Сон, преследующий его уже несколько лет с Городской больницы славного города Роя.
Ему снилась Башня, огромная, черная с идеально гладкими стенами, казалось выточенными из одного куска камня, вонзающаяся в небо хищными зубцами.
Исходившая от нее мощь пригибала к земле, но отзывалась в крови чудовищно-прекрасной музыкой, заставляющей все его существо вибрировать в извращенном пароксизме наслаждения. Он шел по широкому мосту, поднимался по огромной лестнице в пустынный зал с аспидно-черными зеркальными стенами. Тронный зал. За стенами нарастал гул: стук тысяч марширующих ног, лязг тысяч мечей, крик тысяч глоток.
Подкрепленный ЕГО волей. Гул, означающий гибель сотен тысяч… гибель мира… Он смотрел с высоты на огромную армию и в приветственном вопле слышал свое имя…
Умопомрачительная сила, словно два крыла, разворачивалась за его спиной…
Этот сон вызывал в нем и ужас и восторг.
Но сегодня сон оборвался на середине, и он так и не смог подняться по лестнице.
Ворон сел, плеснул в чашу лучшего анкарионского вина. На другой стороне огромной кровати, свернувшись клубочком, спала заплаканная девушка.
Свежа, как роза… Действительно. Хотя он бы предпочел иметь дело с ее матерью или даже гувернанткой, – все лучше, чем насмерть перепуганная девственница. Надо избавится от нее поскорее… герой еще объявится…
Что же его разбудило?
Ворон встал, – ноги тонули в ворсе ковра, – накинул халат на обнаженное тело и вышел.
Внизу, в общей зале, все еще продолжалось гуляние. Стоя на галерее, он наблюдал за перепившейся братией. Аристократка была здесь и выглядела так, словно уже умерла. А вот гувернантка наоборот: оживилась, даже похорошела и, похоже, была совсем не против повеселиться в такой компании. Напротив господского стола, занятого в данный момент Скаром, пленницами, бароном по кличке Козырный Туз, и двумя атаманами Лысым Диком и Покойником, стоял старик, которого днем Ворон принял за учителя, и играл на скрипке…
Вот, что оборвало его сон!
Мелодия была пронзительно-тоскливая, как будто отчаявшаяся одинокая душа искала приюта…
– Эй, – Скар оторвался от прелестей преобразившейся гувернантки, – прекрати! Как кота за яйца! Если хочешь остаться при своих…
Похоже, они с музыкантом порядком надоели друг другу.
– Пусть играет…
Сказано было негромко, но его услышали. И не возразили. Коронованному барону не возражают. Особенно такому, как Ворон, заменившему Ройса Весельчака, года два назад поцеловавшегося с плахой.