Миссия Дениэла
Известный в узких кругах миссионер Дэниел Чоп родился в небольшом портовом городке, и изначально жизненный путь его задумывался родителями как стезя инженера-кораблестроителя. Но время девяностых внесло свои коррективы, и Денис Горбацов, сменив свое имя на более благозвучное и современное, подался в миссионеры.
В боковом кармане куртки он носил брошюру о креационизме, а за поясом старый дедов тесак. Дэниел Чоп избрал основным направлением миссионерской работы атеистов. Сперва он пытался говорить с ними на ломанном русском, привычном для небольшого портового городка. Но, будучи неоднократно унижен рядом примитивных аргументов, которыми оперировали его оппоненты еще с советских времен, решил действовать иначе просто бил кулаком в лицо и отбирал вещи.
Братья по вере и даже пастор пытались отговорить Дэниела от радикальных методов, но результаты были настолько ошеломляющими, что и они умолкли. Вскоре атеистов практически не осталось. Самые стойкие ушли в подполье и основали катакомбное атеистическое движение «Бесстрашные». Вечерами они, тихо крадучись, небольшими группами разбредались по своим атеистическим квартирам и с тревогой ждали будущего дня.
«Что день грядущий нам готовит?» с робкой надеждой вопрошали они ночное небо, прижимаясь рассеченными бровями к оконному стеклу. Их взгляд разрывал космическое пространство и ждал ответа, но, как и положено атеистам, они ничего не слышали.
Большинство из них спустя годы все же пришло к вере, и в этом не было заслуги Дэниела. Он уже давно не жил в родном городе, а переехал в столичный пригород, научился говорить на правильном русском языке, женился, родил детей и зарыл дедов тесак под яблоней на своем участке. О прошлом он вспоминал с ухмылкой и без капли сожаления.
Что прошло, того уж не вернуть,
Лишь мелькают радуги следы.
Были дни, когда иной был путь,
И за солнцем вновь придут дожди.
И все же бывали дни, когда он приходил в старый сельский храм, выстаивал всю всенощную и потом еще долго беседовал со стареньким настоятелем, отцом Ферапонтом. Потом клал свою буйную головушку под епитрахиль старца и о чем-то тихо плакал. Батюшка улыбался и исповедовал раба Божьего Дионисия. После этого отец Ферапонт поднимал голову к нему и громко вопрошал: «Ну что! Простим Дениску?» И птицы отвечали: «Бог простит! И мы прощаем!»
Казак Пантелей и динозавр
Казак Пантелей возвращался с фронта. Белая марлевая повязка лихо торчала из папахи, обнажая суровую правду войны.
Последствия контузии Пантелея были разнообразны и принесли, как ни странно, добрые плоды душевному устроению славного воина. Временная утрата речи научила Пантелея безмолвию, периодическая рвота избавила от чревоугодия и позволила сбросить лишний вес. Были еще некоторые необычные феномены, связанные с работой мозга. Но Пантелей не обращал на эти мелочи внимания. Скорей бы рана на голове зажила да война кончилась! Его боевой конь лихо мчал по родной кубанской степи, а порывы ветра развевали усы. Они щекотали уши, и он, как в детстве, счастливый смеялся. Вдруг конь Пантелея встал на дыбы, и казака потянуло вниз по крупу. Ноги неуклюже вывернулись в стременах, и он с крепким казацким словцом шлепнулся оземь.
Не утих еще фронтовой дух у Пантелея, и радость быстро сменялась яростью. Выхватил он дедову шашку с намерением порубать коня на мелкое барбекю да так и замер.
Минуту они стояли с конем и изумленно смотрели на землю, где в траве белели диковинные кости огромного ящера.
Tyrannosaurus rex промолвил Пантелей.
Конь, согласно своему происхождению, промолчал и вопросительно посмотрел на хозяина.
Казак осмотрел кости, поковырял землю шашкой и сел на корточки перед черепом доисторического гада. Потом резко выпрямился и трижды плюнул на останки. Конь громко заржал, и вдруг случилось неочевидное.
Кости шевельнулись и начали обрастать плотью, а потом покрылись толстой серой кожей. Динозавр дернулся и встал на задние лапы. Громко пискнув, он подставил спину, как бы приглашая сесть на себя. Казак Пантелей почесал под марлей и, крикнув: «Где наша не пропадала!», запрыгнул на коня. Вместе они взошли на спину ящера.
Зверюга ласково хрюкнула и, мягко ступая, пошла по степи в направлении родной станицы Пантелея.