– Жаббервоги здесь! – сказала она. – Это точно.
– Откуда ты знаешь?
– Я слышу, как они шлепают по земле плавниками. Негромко, но разборчиво, если прислушаться. Ну, и вообще – атмосфера, запах…
Я напряг обоняние и слух до предела, но никаких необычных звуков или запахов не услышал.
– Тут привычка нужна, – сказала она. – Если привыкнуть, можно различить даже их голоса. Правда, это не голоса, а что-то близкое к ультразвуку. Как у летучих мышей. Только, в отличие от мышей, они посылают сигналы на частоте, которую слышит человек, и на ней же друг с другом общаются.
– Но как же кракеры с ними договорились? Какие могут быть контакты без общего языка?
– Коммуникатор несложно собрать, если кому захочется. Чтобы переводил их волны в голосовой режим, а потом и на человеческий язык. Вот, наверное, кракеры его и собрали. Дед и сам собирался изготовить такой – говорил, несложно, да так и не сделал.
– Почему?
– Просто не хотел с ними ни о чем разговаривать. Потому что это – исчадия ада, и язык у них от лукавого. Они питаются падалью и сгнившими отбросами, а пьют канализационную воду. Раньше эти твари жили под кладбищами и пожирали трупы. Ну, еще до того, как крематории появились.
– Значит, живых людей они не едят?
– Живых людей они несколько суток отмачивают в тухлой воде, а потом вгрызаются в самую гниль и изгладывают до самых костей.
– О, ч-черт… – ругнулся я и перевел дух. – А не двинуть ли нам обратно, милая?
Тем не менее, мы пошли вперед. Она впереди, я следом. В луче моего фонарика поблескивали ее огромные золотые сережки.
– И не тяжело тебе все время носить такие сережки? – поинтересовался я у ее спины.
– Да я привыкла, – ответила она. – Это же как с пенисом. Тебе тяжело носить пенис?
– Да нет… Никаких проблем.
– Вот и с сережками так же.
Какое-то время мы шли молча. Она продвигалась все дальше, придирчиво исследуя пространство впереди и бодро оглядываясь по сторонам. Я ковылял за ней, с трудом освещая даже скалу у себя под ногами.
– Слушай, а ты снимаешь эти сережки, когда принимаешь душ или ванну? – спросил я, чтоб она уж совсем про меня не забыла. Подобными разговорами я хоть немного сдерживал ее триумфальную поступь.
– Нет, не снимаю, – отозвалась она. – Вся раздеваюсь, а сережки остаются. Сексуально, правда?
– А… Ну да, – спохватился я. – В этом смысле – вполне…
– А ты как любишь сексом заниматься – спереди? Чтобы видеть лицо?
– Как правило.
– Но сзади тоже случается?
– Бывает, куда деваться.
– Но ведь, кроме этих, есть еще много разных способов, верно? Снизу, сверху, сидя в постели, сидя на стуле…
– Люди разные. Чего только не учудят.
– А я пока в сексе не очень соображаю, – поделилась она. – Не видела никогда и сама не участвовала. Про это мне еще никто ничего не объяснял…
– Это никому не объясняют, – сказал я. – Это каждый находит сам, как получится. Вот появится у тебя парень, станешь с ним спать – и поймешь, если повезет, как жить по природе.
– Нет, я так не люблю! – заявила она. – Мне интересно, чтобы… Как бы сказать… Чтобы напора побольше. Напора, сопротивления, снова напора, и так далее. А вовсе не «по природе», и уж никак не «если повезет».
– Видимо, ты слишком долго прожила с человеком намного старше тебя, – сказал я. – С человеком гениальным и очень упорным. Но, видишь ли, белый свет состоит не только из таких, как он. Обычные люди и глупее, и слабее. Блуждают бесцельно по своей жизни, будто тычутся в темноте выставленными вперед ладонями.