Сквозь темноту и дождь он разглядел цепочку огней на берегу и призывный свет Киссриверского маяка. — Смотри, Лэйси, мы почти дома.
Она подняла голову, но потом снова опустила ее ему на плечо. Алеку было холодно, он промок, и Лэйси было совсем худо, но он давно не чувствовал такого удовлетворения.
Когда судно причалило, Лэйси кое-как сама добралась до машины. Алек нес сумку-холодильник с рыбой. Он поставил ее на заднее сиденье «Бронко», сел за руль и посмотрел на дочь.
— Ты такая бледная. Тебе не лучше?
Она скривила губы в подобии улыбки, опустила голову на подголовник и закрыла глаза.
Всю дорогу домой Лэйси молчала. Она даже не стала включать свой приемник, и он лежал у нее на коленях.
Войдя в дом, Алек оставил улов на столе в кухне и внимательно пригляделся к дочери, снимавшей промокшую ветровку. Ее лицо было бледным, глаза припухли.
— Догадываюсь, что рыбная ловля не слишком тебе понравилась.
Она повесила мокрую куртку на стул и открыла крышку переносного холодильника.
— Что ж, — сказала она, вынимая самую маленькую пеламиду, — полагаю, Нолер будет довольна.
Алек улыбнулся.
— Я займусь рыбой, Анни. А ты… Лэйси рывком повернулась к нему.
— Я не Анни! — Она швырнула рыбу в него. Пеламида попала ему в щеку, холодная, мокрая, и упала на пол с противным стуком.
— Прости меня, Лэйси.
— Меня от тебя тошнит! — Она развернулась на каблуках и вышла из кухни, длинные рыжие волосы сверкали в свете лампы.
Когда Алек встал утром, Лэйси уже не было. В доме стояла гулкая тишина. Он отнес рыбу в дом Нолы. Ее не было, но дверь не была заперта. Алек положил рыбу в холодильник и оставил записку на кухонном столе. «Рыба в холодильнике», — написал он и мысленно добавил: «Кстати, твоя дочь уже занимается сексом». Как бы он себя чувствовал, если бы Нола узнала что-то о Лэйси и ничего ему не сказала?
Алек подбирал материалы о маяке для выступления Оливии, когда дочь вернулась домой. Он услышал, как хлопнула задняя дверь, а затем ее легкие шаги взлетели по лестнице. Он все утро репетировал, как будет говорить с дочерью. Оливия уговорила его накануне вечером по телефону сказать девочке, что ему очень понравилась прогулка с ней и он просит ее не портить все из-за глупой оговорки.
Дверь в комнату Лэйси была открыта, и сначала Алек решил, что к дочери зашла незнакомая ему девочка. Коротко стриженная брюнетка рылась в верхнем ящике комода.
— Лэйси?
Девушка обернулась, и Алек потерял дар речи. Дочь коротко остригла волосы и выкрасила их в черный цвет. В некоторых местах волосы были такими короткими, что просвечивала кожа.
— Что ты с собой сделала? — выдохнул Алек.
Лэйси уперлась руками в бока и с вызовом посмотрела на отца.
— Теперь я на нее ни капельки не похожа, верно?
20
— Моя дочь остригла волосы и выкрасила их в черный цвет, — сообщил Алек.
Оливия перевернулась на бок, убрав подальше Сильвию.
Каждый вечер телефон звонил в половине одиннадцатого, и она уже знала, кто ей звонит. К этому времени Оливия уже была в кровати. Алек признался ей в том, что ему нравится звонить ей, лежа в постели, а его постель — это самое одинокое место в доме после смерти Анни. Оливия согласилась с ним, она очень хорошо его понимала. Разговаривая с Алеком в темноте, она чувствовала себя ближе к нему. Он тоже лежал без света. Оливия спросила его об этом еще во время первого разговора.
— Девочка устала жить в тени Анни, — Оливия слишком хорошо понимала ее чувства.
— Но она выглядит как дешевка, — возмутился Алек. — У меня не выходят из головы эти мужики-рыболовы. Лэйси совершенно не смущало их внимание. Дочь призналась мне, что ее лучшая подруга занимается сексом. Может быть, она не так наивна, как мне хочется думать.