Хотя вождь был уже немолод, он прожил едва ли половину уже отмеренного Абаллоху и всегда прислушивался к мудрости, которую постиг его более зрелый соплеменник.
Так было раньше. Так было до свержения старого верховного, до той ночи, несколько лун назад, когда Дархэ кос Тархан бросил вызов предыдущему шаману племени Снежного Барса, луноликому Сизару, упокой Шагал его бренную душу.
Слишком долго многие поколения его племени ждали перемен и сейчас когда колесо судьбы сделало плавный оборот их не могли испугать испытания, уготованные им, ибо их дети и внуки готовились к этому с самого рождения. Древние легенды, рунами высеченные на каменных скрижалях повествовали о дне, когда их древний, но не забытый бог, протрубит в свой громогласный рог, чтобы созвать своих детей на последнюю битву. Битву, в которой им были уготованы благодатные земли, отнятые у них несколько сотен лет назад.
И только одно лишь это могло объединить разрозненные, разобщившиеся племена, разбросанные в самых отдалённых и темных горных ущельях. Немалого труда стоило Абуидиафату разыскать их всех и убедить присоединиться к великому сходу, рассказав о черной молнии расколовшей горную гряду, предсмертный стон которой и был долгожданным знаком рога их божественного отца.
Племени «Снежного Барса» выпала великая честь подготовить плацдарм для неминуемого объединения, разбить лагерь в пределах пика Дамтура и начать заготовку провизии и оружия для десятков тысяч воинов, откликнувшихся на призыв.
И люди начали прибывать. Они спускались с гор, словно дикие звери, выманенные из берлоги запахом свежей крови. Одетые в шкуры и вооруженные чем попало, они действительно мало чем отличались от животных, только тусклый блеск их глаз не сулил врагам никакой пощады.
Но Абаллох чувствовал, что сегодняшний визит вождя, баловавшего вниманием лишь верховного шамана связан с чем- то совершенно иным. С чем-то, о чём не торопился начинать разговор, даже не отличавшийся особой учтивостью император Абудиафат. Но всё же он произнёс.
Голос его был глухим и скрипучим, напоминая скрипенье ветра, царапавшего шершавые тела гор.
Я не расслышал твоего приветствия Абаллох, или воздух низин вскружил тебе голову, затуманив глаза, или ты утратил уважение к своему императору?
Прошу прошения, мой господин, но я уже приветствовал вас сегодня, когда вы с верховным шаманом обращались с речью к новоприбывшим.
Абудиафат несколько секунд задумчиво всматривался в лицо своего преданного слуги, после чего на его лице появилась рассеянная улыбка.
Наверное, тебе известно, что один день войны своей насыщенностью с лихвой заменяет долгие годы мира. Я уже и забыл, что было сегодня утром.
Неужто война уже началась?
Она никогда не заканчивалась. Мы лишь брали небольшую паузу, чтобы женоподобные воины равнин окончательно обрюзгли от своей сытой, никчемной жизни. Наша звезда уже взошла, разве ты не видел, насколько яркой она была минувшей ночью?
Абаллох практически не спавший всю последнюю неделю лишь молча кивнул. Он действительно наблюдал ярко красную путеводную звезду, вспыхнувшую на небосводе с первого дня их похода. Самые суеверные из его воинов уже успели окрестить её звездой Шагала.
Твоя мудрость никогда не мешала тебе держать язык за зубами, а твои советы не переходили границ отеческих наставлений. Что же изменилось теперь? Ты критикуешь мои решения Абаллох? За что ты не взлюбил достопочтенного Кос Тархана? Быть может, ты считаешь, что подле меня должен сидеть более достойный приемник?
Веки Абаллоха поползли вверх, а ведь немало повидавший стерх с полной искренностью полагал, что уже давно утратил способность удивляться. Его никогда не прельщала власть, и уж великому вождю как никому другому был известен этот неоспоримый факт.
Я бы не посмел перечить воле величайшего из императоров, мой господин. Скажи мне, в чём я провинился, и я буду молить Шагала об искупление даже ценой жизни.
Абудиафат хищно усмехнулся и тряхнул гривой каштановых волос, резко контрастирующих с пепельным фоном шкуры скального барса.
На что нашему божественному отцу твоя никчёмная жизнь? На счёт тебя у него иные планы. К концу недели здесь будет ещё четырнадцать племён от восьмидесяти до шестисот голов в каждом и мы будем готовы к полномасштабной войне. Укрепимся в здешних ущельях и будем терзать жителей равнин, вырывая их земли кусок за куском, пока не загоним их в такие места, в сравнении с которыми наш прежний дом покажется центром мира. Не о такой жизни ты мечтал, старик? Так зачем сейчас ты мешаешь мне строить то, ради чего мы оба рождены?