Оцепенелые в позе мучительного отчаяния, призраки, казалось, проницали взором бушующее над ними небо.
Трупы, трупы с гору величиной, всхлипнул моряк, в страхе закрыв лицо при виде некой фигуры, невыразимо величавой в своей грозной неподвижности.
Лишь одно видение не парило над скалой оно слилось с ней воедино. Поистине нечеловеческое страдание исказило его очертания: казалось, гигантская рана, подобная рваному зеву пещеры в теле горы, не давала угаснуть отвратительной судороге последнему знаку жизни в инфернальной покойницкой.
Но вот зоркий глаз моряка уловил в вышине движение тень скользнула в разрыве меж клочьями тумана да, теперь он бы поклялся, что видит птицу птицу величины немыслимой. В порывах ураганного ветра пернатый монстр то возносился, то снижался, однако неизменным фокусом причудливых орбит его полета оставался силуэт, плененный скалой. Неуловимое мгновение и чудовищный хищник низвергся на свою жертву, свирепо и жадно терзая когтями и клювом призрачную плоть
Вихрь обрушился на тартану, закружил волчком и отбросил далеко в сторону от кипящего прибоя. Мачта и бушприт сломались, словно спички, и труп юнги выбросило за борт.
Обломок рангоута рухнул на Анахарсиса удар пришелся по голове.
На миг он потерял сознание, а когда очнулся, цеплялся уже не за румпель, а за расщепленную культю мачты.
Остров и отвратительные видения поглотил туман, но прямо перед Анахарсисом маячила еще более мерзкая личина. При виде жестоких глаз и безобразно вывернутых губ моряк едва не закричал от ужаса, но тут же понял, что кошмарная образина, столь устрашающая на первый взгляд, вовсе не таила злобных намерений, ибо принадлежала резной деревянной фигуре.
Фигура венчала высокий заостренный форштевень, неотвратимо нависший над левым бортом «Фены»; секунда и маленькое суденышко, не выдержав таранного удара, пошло ко дну.
На борту неизвестного корабля все же успели заметить Анахарсиса и в последний миг спасли от морской пучины, удачно подцепив багром.
С переломанными ребрами, невыносимой болью в крестце, с залитыми кровью волосами и бородой Анахарсис улыбался: наконец-то он снова на матросской койке, в маленькой каюте, освещенной подвесной лампой, и среди людей. Несколько человек разглядывали спасенного и переговаривались между собой.
Один из них, дочерна загорелый и обветренный исполин, озадаченно поскреб в спутанной гриве темных волос.
Дьявол что ли занес сюда проклятую тартану? проревел он. А? Его собеседник пребывал в неменьшем удивлении.
Надо бы его допросить, да только ни черта не разберешь в этой тарабарщине. Пошлика за Дуседамом: он парень дошлый, авось что и выудит от утопленника, если только опять не нажрался в стельку.
У койки Анахарсиса появился заплывший жиром тип с лицом, покрытым чешуйками какойто заразы, и злобно косящими глазками. В знак приветствия он показал Анахарсису язык.
И обратился к моряку на его родном наречии островов архипелага.
Как ты попал в эти места?
Дабы оправдать ожидания своих спасителей, Анахарсис с величайшим усилием собрался и, одолев боль, сдавившую грудь, кое-как заговорил о своих блужданиях, об ужасной буре, забросившей «Фену» далеко от родных берегов.
Твое имя? спросил человек по имени Дуседам.
Анахарсис.
Как? Еще раз!
Анахарсис В нашем роду это имя передается от отца сыну.
В бога душу! возопил Дуседам своим сотоварищам. Ты что, Дуседам? изумился кто-то.
Подавиться мне своим ночным колпаком, если это не перст судьбы! Ну-ка ты, сальный бурдюк, в чем дело? приказал черноволосый.
Терпение, господин Ансельм, с насмешливым почтением отозвался жирный тип, надобно кое-что припомнить, сообразить
Под виселицей будешь припоминать и соображать, наставничек чертов! загремел господин Ансельм.
Анахарсис, неизвестно кому поклонившись, объяснил Дуседам, философ скифского происхождения, жил в VI веке до Рождества Христова, объездил все аттические острова и пытался учредить в Афинах культ Деметры и Плутона. В дела божественные соваться не всегда безопасно, и потому затея Анахарсису дороговато обошлась беднягу удушили.