Богом клянусь, не знал, закричал Житковский и бухнулся на колени. Делал только то, что Маршаков говорил. Откуда мне было знать, что я делал? И расписок, президентом клянусь, не писал.
Откуда же все эти расписки взялись? спросил Аф Фабр и передал расписки Житковскому.
Мама дорогая, люди добрые, причитал Житковский, читая расписки.
Ваш почерк? спросил Аф Фабр.
Мой, отвечал Житковский. Но я клянусь, что не знаю, как это получилось.
Вы, Житковский, потому не помните, как это у Вас получилось, что разум свой уже окончательно потеряли. Но меня больше не это волнует, Житковский, сказал Аф Фабр.
Не это? удивился станочник. А что в таком случае Вас волнует, если не это? спросил Житковский, виновато шмыгая носом. Неужели есть ещё что-то более серьёзное, нежели это?
Вы обвиняетесь в формировании культа личности Гаврилова, сказал Аф Фабр.
Так это же наш президент, сказал Житковский.
Какая разница? удивился Аф Фабр. Какая разница, кто он? Президент или начальник цеха разницы нет, Житковский. Разве Вы не знали, что за создание культа личности по нашему уголовному кодексу Вам грозит расстрел?
Нет. Не знал, уверенно отвечал Житковский. Клянусь, не знал. От Вас впервые слышу о таком законе.
Читайте, сказал Аф Фабр и передал Житковскому уголовный кодекс.
Где читать?
Статья 323.
Создание культа личности карается расстрелом, прочитал Житковский.
Ну, что скажите? спросил Аф Фабр.
Я не думал. Я не предполагал. Я несколько растерян, но я соберусь с мыслями и обязательно докажу Вам свою невиновность, говорил Житковский. Вы обязаны мне верить.
Дорогой Вы мой, да я Вам и без того верю, сказал Аф Фабр. Ну если бы я не верил, разве говорил бы с Вами? Мне, можно подумать, более заняться нечем, как только с Вами здесь время своё драгоценное проводить. Если бы я Вам не верил, то Вы бы сейчас, как Маршаков, в наручниках и с завязанными глазами уже были бы на дыбе.
Глава одиннадцатая
Аф Фабр шёл на шаг впереди Житковского.
Куда это Вы меня ведёте? испуганно спросил Житковский.
В тюрьму, ответил Аф Фабр.
В тюрьму? испуганно произнёс Житковский.
Какое-то время поднимались молча.
А почему мы поднимаемся вверх по лестнице? спросил Житковский.
А куда, по-твоему, я должен тебя вести? спросил Фабр.
Так вниз же надо, сказал Житковский. Либо на лифте, либо пешком.
Вниз? спросил Аф Фабр. Почему, вниз?
Так ведь выход из цеха, он же внизу, на первом этаже. А Вы наверх подымаетесь, сказал Житковский.
Наверх, Житковский, только наверх, сказал Аф Фабр, там выход.
Там нет выхода, сказал Житковский. Пятый этаж последний. Там бухгалтерия, инженеры и начальник цеха. Там нет выхода.
А мы, Житковский, и не на пятый этаж, сказал Аф Фабр. Нам нужно будет с тобой подняться на сто этажей выше.
Какие сто этажей? спросил испуганно Житковский. Здесь нет столько. В этом здании только пять этажей.
Да мы с тобой, брат Житковский, давно уже не в этом здании, объяснял Аф Фабр. Неужели не замечаешь? Мы с тобой уже как минимум на десять этажей вверх поднялись, а ты мне всё про какие-то там пять своих этажей талдычишь. Ты, Житковский, уже сейчас должен начинать думать, а не молоть от страха всякую ерунду. Другая это лестница, Житковский, да и здание тоже другое. Думай, Житковский, думай.
Так разве же я не думаю? сказал Житковский. Я, наоборот, очень даже думаю. А что поправляю Вас, так это только для того, чтобы помочь делу.
Не думаешь ты, Житковский, сказал Аф Фабр. А вот если перестанешь бояться, то сможешь сообразить, что оказался ты в очень и очень необычной ситуации. Ну сам посуди. Жил ты, жил, и ничего удивительного в твоей жизни не случалось. И вдруг на тебе Ведь и день сегодняшний твой начинался, как всегда, и не думал ты, Житковский, что таит этот день для тебя нечто особенное. А день-то оказался особенным. Но ты этого так до сих пор и не понимаешь.
Житковскому действительно было страшно. А уж после всего того, что только что сказал Аф Фабр, Житковскому стало ещё страшнее. А кроме того, он начал отсчитывать этажи, которые они проходили. Как минимум двадцать этажей вверх прошли.
Да ты, поди, меня и не слушаешь, Житковский? спросил Аф Фабр.