Да, сэр. Все произошло столь внезапно, столь неожиданно, что я просто перестал соображать, что к чему.
Почему вы не сели за руль автомобиля Браунли и не отвезли его в ближайшую больницу?
Я даже не подумал об этом, вот и все. Увидев мертвеца, голова, рука и плечо которого торчали из окна, и осознав, что это Ренволд Браунли и он убит, я, похоже, полностью потерял контроль над собой.
Вы плохо соображали и до того, как опознали Браунли, так? Увидели, как женщина в белом дождевику несколько раз выстрелила в водителя того автомобиля практически в упор, и зрелище это потрясло вас до глубины души, так?
Да, сэр, потрясло.
Мейсон сложил пальцы домиком, перевел взгляд со свидетеля на кончики своих пальцев.
Шел дождь? спросил он.
Да.
Сильный дождь?
Лило не так сильно, как чуть раньше, но дождь не прекращался.
Все случилось около яхт-клуба, в котором вы состоите?
Да.
От шоссе яхт-клуб отгорожен забором?
Да.
Уличных фонарей там нет?
Нет.
Луна не светила?
Нет, сэр.
Звезды тоже?
Да, сэр Я понимаю, к чему вы клоните, мистер Мейсон, но света хватало, чтобы я увидел все то, о чем рассказал под присягой.
И откуда взялся этот свет?
Перед зданием яхт-клуба установлена мачта, а ней прожектора для освещения причалов и стоянок, где члены клуба оставляют автомобили.
И как далеко находятся эти прожектора от места совершения преступления? спросил Мейсон.
Футов триста или четыреста.
То есть эта дорога была ярко освещена?
Нет, сэр, я бы этого не сказал.
Но была освещена?
Да, какой-то свет был.
И его хватало, чтобы вы все четко увидели?
Поймите, мистер Мейсон, Бикслер заговорил воинственным тоном человека, которого специально готовили к тому, чтобы он не попал в определенную ловушку, эта женщина была в белом дождевике, он был ясно виден, когда она вышла из тени. Дорога была темной, а чуть в стороне от нее было еще темнее, но когда женщина встала на подножку, света вполне хватило, чтобы я четко ее разглядел. Разумеется, лица я не видел и не смог бы ее опознать.
Ваше опознание ограничивается белым дождевиком, который был на ней. Я правильно вас понял?
Да.
Откуда вы знаете, что дождевик был белым?
Я видел, что он белый.
Не мог он быть светло-розовым?
Нет.
Или светло-голубым?
Нет.
Мейсон резко перевел взгляд с кончиков пальцев на свидетеля.
Вы готовы поклясться, он дождевик не был светло-желтым?
Свидетель на мгновение замялся, потом ответил:
Да. Не был он светло-желтым.
То есть не было в нем никакой желтизны?
Да, сэр.
Вы понимаете, неспешно продолжил Мейсон, что есть отличия между чисто белым цветом и светло-бежевым или кремовым?
Да, сэр, разумеется.
Иногда даже при дневном свете трудно различить эти цвета.
Мне нет. Я знаю, что цвет белый, когда вижу его. Это был белый дождевик.
К примеру, вот этот листок бумаги. Мейсон достал из кармана прямоугольник из плотной бумаги размером с визитную карточку. Он белый или желтый?
Он белый.
Мейсон достал из кармана такой же бумажный прямоугольник, только матово-белый, и приставил к первому. По залу пробежал легкий шум.
Моя ошибка, мистер Мейсон, торопливо заговорил Бикслер. Первый прямоугольник чуть желтоватый. Он выглядел белым, потому что вы держали его на фоне своего темного костюма. Теперь, когда вы приложили к нему белый прямоугольник, я вижу разницу в цвете.
Мейсон словно показывал, что хочет помочь свидетелю дать максимально точные показания.
И если бы этот действительно белый бумажный прямоугольник в ночь убийства приложили бы к тому дождевику, вы бы смогли уловить, что дождевик чуть желтоватый, точно так же, как эта белая карточка позволила вам увидеть разницу между ней и желтой карточкой. Это правильно?
Да, сэр, ответил свидетель, потом опустил глаза. Я хочу сказать, нет, сэр. То есть я думаю, это был белый дождевик.
Но он мог быть светло-желтым? Мейсон поднял руку, в которой держал оба прямоугольника плотной бумаги, чтобы взгляд свидетеля сместился на них.
Бикслер в отчаянии посмотрел на представителя окружного прокурора, на лишенные сочувствия лица сидящих в зале. Он сжался, словно уверенность в себе внезапно покинула его.