— Она совсем себя не любит! Разве так любят?! Она вся напряжена. Страдает, мучается. Постоянно играет кого-то. И ведь совсем одна, совсем. Мне ее даже жалко. А вам нет?..
Нам с Гаптеном не было ее жалко. В себе я уверен, а то, что Гаптену не жалко, я понял по выражению его глаз. Но мы не стали уточнять свое отношение к Нине. Андрей и так все поймет. А сейчас лучше путь он сам говорит.
— Любить себя — это стремиться к счастью. Желать себе счастья. А для этого вокруг тебя должны быть люди, которые тоже счастливы. Тот, кто любит по-настоящему, как надо, окружает себя счастливыми людьми. И, главное, он делает их такими. А иначе — как? И теперь посмотрите на Нину… Нет, она себя не любит, совсем, — Андрей с грустью обвел глазами экран. — Вот что она со всеми ними делает? Зачем?.. За всей этой суматохой, мне кажется, мы не заметили главного. Это ей угрожает опасность. Ей!
Я был поражен. Слова Андрея подействовали на меня странным образом. Действительно, она же абсолютно несчастна. Все, что мы знаем о Нине, свидетельствует именно об этом. Но наш страх за Данилу настроил нас против нее. Наше нежелание делиться с ней своим другом застало нам глаза. И ведь она поступает так со всеми. Она ведет себя ужасно, и в результате ее никто не любит, ее ненавидят. И ей плохо от этого, ей ужасно плохо!
— Так ей влюбиться нужно,.. — прошептал я.
Гаптен посмотрел сначала на меня, потом на Андрея:
— Данила?..
— Я люблю тебя, Мартин, — шептала Нина и гладила его по волосам. — Я люблю тебя.
Мартину было приятно это слышать. Он становился пунцовым, чувствовал, что щеки его краснеют, и испытывал в связи с этим неловкость.
— У меня никогда не было такого любовника, — Нина прижималась к нему всем телом и чуть не плакала. — Ты меня чувствуешь. Ты делаешь это так… У меня нет слов… Я люблю тебя, Мартин!
Мартин, действительно, хороший любовник. Он считает, что секс — это искусство. И чтобы достичь успеха в этом искусстве, необходима особенная наблюдательность. Подсматривая за женщиной, за тем как она себя ведет, как говорит, как прикасается к своему телу, Мартин с точностью определяет, что именно нужно сделать, чтобы отправить ее на вершину блаженства.
— У меня странное желание, Мартин, — Нина поднимается над ним, закрывая свою обнаженную грудь простыней. — Я впервые захотела ребенка. Я подумала, как это, наверное, замечательно — иметь ребенка от тебя…
Мартин точно знает: если женщина хочет от тебя ребенка, значит, она тебя любит. И вообще, она нормальная женщина. Женщина должна думать о ребенке и о муже. Ей больше не нужно ни о чем думать. Лишнее. Мартину, кстати, тоже уже хочется детей. Он представляет себе, как он будет их воспитывать. Он научит их жить правильно. Они вырастут хорошими людьми. Такими, как Мартин.
— Мартин, почему ты молчишь? — на лице Нины испуг.
— А что мне тебе сказать, Нина? — удивляется Мартин. — Я тебя тоже люблю.
Странная тень пробегает по лицу Нины. Она поворачивается к окну, смотрит в темноту ночи и прислушивается к шуму дождя.
— Раймонд, это ты?! — Сэм удивлен и испуган, но старается выглядеть беззаботным.
Раймонд стоит на улице напротив дома, где живет Мартин, и смотрит наверх, в его квартиры.
— Сэм?.. — Раймонд испуган и удивление меньше Сэма, но, в отличие от него, и не пытается казаться благодушным. Он понимает, что это почти невозможно, даже с опытом двух театральных школ за плечами. — Что ты здесь делаешь?..
— А ты? — рассмеялся Сэм. — Вероятно, мы делаем здесь одно и то же.
— Да? — Раймонд прищурился. — Не уверен.
— А если я тебе скажу, что я устал от Мартина, как ты на это среагируешь? — Сэм посмотрел Раймонду в глаза — пристально, испытующе.
— Я тоже устал от Мартина, — Раймонд едва заметно кивнул головой.