Ты не прав, Селезень, пискнула девчонка. У нас впереди есть дела. Для начала я помогу тебе вернуть оружие, а потом ты поможешь моему народу.
Мне не нужна помощь такой пигалицы, как ты. Много о себе мнишь. Убить фанатика-флагелланта много умения не надо. И банда Химеры это не «дети чистоты». Это во-первых. И во-вторых, я уже сказал, что не веду дел с мутантами, а уж тем более не собираюсь помогать им.
Ты зря хочешь казаться хуже, чем есть. Я знаю, что ты добрый и справедливый
Селезень расхохотался:
Вы, мутанты, точно психи. Вы даже мыслите по-другому. Мы знакомы всего ничего, а у меня уже заболела голова. Тем более, у тебя противный голос пищишь, как пустынник в брачный период. Так что заткнись, иначе я выброшу тебя прямо сейчас.
Я из гильдии бротохаро. Так называют тех, кто умеет говорить с животными. Но я не просто бротохаро я выше. Я бротохаро-химес.
Выброшу! с угрозой прошипел Селезень.
Лола обиженно шмыгнула носом и замолчала.
Было жарко и безветренно. Тим достал фляжку и с наслаждением сделал несколько глотков. Мутанту воды не предложил. Кто их знает, ещё подцепишь какую-нибудь заразу.
Молча ехали несколько часов, когда женщина оглянулась на него и указала пальцем на горизонт. Там клубились коричневые тучи.
Вижу, угрюмо бросил Селезень, буря идёт. И, судя по всему, надолго. Он завертел головой, выбирая место для укрытия. Метрах в ста слева возвышались развалины какого-то здания. То, что надо. Тим ударил пятками в бок толстонога и погнал его в нужном направлении.
От всего здания сохранилась лишь часть стены, метра три в высоту и около двадцати в длину.
Переждём здесь, сообщил Тим спутнице. Он спрыгнул на землю, стянул со спины животного походный мешок. Видишь скатку? Это одеяла. Они нам пригодятся. Развязывай. И не копайся! А я пока схожу за уголок.
Он подошёл к стене и неторопливо принялся справлять малую нужду. Полюбовавшись на тёмные разводы, влажно заблестевшие на пыльной выщербленной поверхности, с улыбкой повернулся к женщине:
Умели строить древние. Сколько веков простояла, и ещё столько же про
Он внезапно умолк, потому что Лола вдруг сорвала с пояса один из своих ножей и метнула ему в голову. Лезвие просвистела в нескольких сантиметрах от уха.
Ах, ты! Селезень выхватил пистолет, но не выстрелил. Сзади раздался сдавленный крик. Обернулся и вовремя. Какой-то человек замахнулся на него топором. От неожиданности Тим несколько раз нажал на спусковой крючок. Нападавшего отбросило назад. Тело съехало вниз по щебёнке. На поверхности торчали лишь ноги в дырявых ботинках. Рядом на коленях стоял второй, вцепившись пятернёй в рукоятку ножа, торчащую из груди.
Мимо упруго и стремительно, как кошка, пробежала Лола. Вспрыгнула на каменную насыпь и скрылась за углом стены. Селезень последовал за ней.
Вдвоем они осмотрели развалины. Больше никого.
Для охотника ты слишком беспечный, недовольно проговорила девушка.
Я давно не охотник, буркнул Тим. Сытая жизнь разбаловала меня.
Было неприятно оправдываться. А ещё, ему было жаль четырёх патронов. Негодяю хватило бы и одного. Лола подошла к стоящему на коленях бандиту. Остановилась перед ним, замерла. Тот поднял голову, взглянул на нее, улыбнулся и медленно завалился на спину. Глаза остекленели, изо рта скользнула тонкая струйка крови.
Ненавижу убивать, сказала Лола, вытягивая нож из груди убитого.
Я заметил, хмыкнул Тим.
Это правда, глаза девушки сверкнули. Ненавижу, но всё время приходится. Иначе убьют меня или тех, кто мне дорог. Это невыносимо!
Верю, кивнул Селезень. Он обыскивал убитых. Только моральным уродам нравится отнимать жизнь.
Он нашёл кисет с табаком и пригоршню медных монет. На неровных кругляшах выбито чьё-то изображение, больше похожее на карикатуру.
Заматерел Одноухий Ферри. Собственную монету чеканит. Тим поднял с земли арбалет: А вот эта вещица хорошая.
Из него он и целился тебе в спину
Селезень вздохнул, снимая с убитого кожаный колчан с шестью короткими металлическими стрелками. Протянул мутанту:
Дарю. Полезный довесок к ножам.
Лола надела перевязь, подхватила арбалет.
Тяжёлый!
Зато бьёт точно. И натяжной механизм по уму сделан. Даже ты справишься. Показать?
Умею, буркнула женщина. В её золотых глазищах плеснулось недовольство.