У нас с Ириной было жесткое правило: никогда, ни при каких обстоятельствах никому не давать контактных телефонов друг друга. И до этого дня прецедентов не было. Какое же чудо заставило Иришку отступить от данного слова?
– Оля, я извиниться хочу. Вчера некрасиво все получилось. Наверное, я был неправ. Могу я как-то загладить вину?
– Последний шанс дают даже приговоренному к смерти.
– Последнее слово, ты хочешь сказать? Подсудимый, встать! – неловко пошутил Олег.
Я не нашлась, что ответить.
– Оля, пожалуйста, ну скажи, что мы можем сегодня встретиться!
– У меня сегодня показ.
– Да, я помню. Именно на этом месте мы и расстались. Так как мне тебя увидеть?
– Знаешь, а приезжай прямо туда, – решилась вдруг я. – Думаю, сумею выкроить минут пятнадцать в своем плотном рабочем графике.
– Что, мои дела так плохи? Может, пообедаем вечером?
– Во-первых, вечером ужинают. А во-вторых, у меня нет на это времени. Мой вечер будет занят. А на показ, с двух до трех – это пожалуйста, это не возбраняется. Хочешь меня видеть – приезжай. На нет и суда нет. Ну что, диктовать адрес?
– Диктуй, что еще мне остается…
Сама не понимаю, почему я была с ним так резка. Может, опять близнец высунулся? Да нет, непохоже. Скорее, я просто испугалась внезапно вспыхнувшего вчера чувства. Этот мужчина будил во мне что-то такое, что доселе дремало. Вызывал такие бурные страсти в душе, что я начинала бояться сама себя. По телу вновь прошла сладкая истома, и это при одном лишь воспоминании о единственном поцелуе. Похоже, я боюсь того, что Олег сможет вить из меня веревки!
Я подошла к зеркалу. Глаза блестели, щеки горели румянцем. Красавица! Я показала своему отражению язык. Хорошо, что пригласила Олега именно на показ. Там, в деловой рабочей обстановке, я буду собранной и деловитой. Там невозможно расслабиться. И я сумею оценить его объективно, при ярком свете, на трезвую голову. Может, там и смотреть-то не на что? Но почему тогда сердечко так колотится?
Не в силах сдерживать дальше бьющие через край эмоции, я вломилась в ванную, где мама заканчивала выщипывать брови.
– Мамуля, – я чмокнула ее в щеку. – Ты у меня такая хорошая!
– Что случилось? – строго спросила она, откладывая в сторону пинцет. – Опять наклевывается роман?
– Может быть…
– Он кто?
– Не знаю… – Я улыбалась широко и лучезарно.
– Боже мой! – забеспокоилась мать. – Однако, это серьезно. Не помню, когда ты в последний раз так витала в облаках. Это кто-то из школы моделей?
– Нет. Мам, мы на дискотеке познакомились.
– Надеюсь, он не военный?
– Не думаю…
Вопрос о военных уже набил оскомину. Больше всего на свете мать боялась, что я повторю ее ошибку и останусь одна с ребенком. Поэтому она читала мне нравоучения с трогательным постоянством. Вот и сейчас наверняка начнет: «Дорогая, военным доверять нельзя!»
– Леся! – серьезно сказала мама. – Выслушай мудрую женщину. Военным доверять нельзя. Курсанты из военных училищ уже со второго курса подыскивают себе жену, чтобы было с кем мотаться по гарнизонам после распределения. К четвертому курсу неженатые уже бьют в набат и готовы присвататься на второй день знакомства. А некоторые согласны и на каракатице жениться, лишь бы она помогла им остаться здесь, в городе. А ты у меня не каракатица. И военный муж тебе не нужен. Тебе вообще сейчас муж не нужен, у тебя карьера!
– Мамуль, да я и не собираюсь замуж.
– Тем хуже. Поматросит и бросит. А оно нам надо?
– Мама! – я закатила глаза. – Я тебе обещаю. Если он военный, я сама его брошу.
Мама успокоилась, поцеловала меня в лоб и благословила.
– Тогда я спокойна. Только, умоляю, проясни этот вопрос поскорей.
– Ладно, ладно.
…Музыка, суета, длинный «язык» подиума, на который мне предстоит выходить через несколько минут. Сейчас главное – собраться и сосредоточиться.