Капитан подошел к доске; все обнажили головы.
Я присматривался клюдям, собравшимсяна палубе, -- их былодвадцать
человек;значит, всегонабортушхуны,еслисчитатьрулевогои меня,
находилось двадцать два человека. Мое любопытство было простительно, так как
мне предстояло, по-видимому, не одну неделю, а быть может, ине один месяц,
провести вместе сэтими людьми в этом крошечном плавучем мирке. Большинство
матросов были англичанеили скандинавы, стяжелыми, малоподвижными лицами.
Лица охотников, изборожденныерезкимиморщинами,былиболееэнергичны и
интересны,инанихлежалапечатьнеобузданной игры страстей.Странно
сказать, но,как я сразу же отметил, в чертахВолка Ларсена не было ничего
порочного. Его лицо тоже избороздили глубокие морщины, но ониговорили лишь
о решимости и силе воли.
Выражениелица было скореедаже прямодушное, открытое, ивпечатление
это усиливалось благодаря тому, что он был гладко выбрит.Не верилось -- до
следующегостолкновения,чтоэто тот самыйчеловек, которыйтак жестоко
обошелся с юнгой.
Вот он открыл рот, собираясь что-то сказать, но в этот миг резкий порыв
ветра налетелна шхуну,сильнонакренив. Ветер дикосвистели завывал в
снастях.Некоторые из охотников тревожно поглядывали нанебо. Подветренный
борт, у которого лежал покойник, зарылся в воду, и, когда шхуна выпрямилась,
волнаперекатиласьчерезпалубу,захлестнувнамногивышещиколотки.
Внезапно хлынул ливень; тяжелые крупные капли били, как градины. Когда шквал
пронесся,капитан заговорил, и все слушали его, обнажив головы, покачиваясь
в такт с ходившей под ногами палубой.
-- Япомнютолькочасть похороннойслужбы, -- сказал Ларсен. -- Она
гласит: "И тело да будет предано морю". Так вот и бросьте его туда.
Он умолк. Люди, державшие лючину,былисмущены;краткость церемонии,
видимо, озадачила их. Но капитан яростно на них накинулся:
--Поднимайтеэтотконец,чертбы васподрал! Какогодьяволавы
канителитесь?
Кто-то торопливо подхватил конец доски, и мертвец, выброшенный за борт,
словно собака, соскользнул в море ногамивперед. Мешок с углем, привязанный
к ногам, потянул его вниз. Он исчез.
--Иогансен!-- резкокрикнул капитансвоемуновому помощнику.--
Оставь всех наверху, раз уж они здесь. Убрать топселя и кливера, да поживей!
Надо ждать зюйд-оста. Заодно возьми рифы у грота! И у стакселя!
Вмиг всена палубе пришло в движение. Иогансензычно выкрикивал слова
команды, матросы выбирали и травили различные снасти, а мне, человеку сугубо
сухопутному,всеэто,конечно,представлялось сплошной неразберихой.Но
больше всегопоразило меняпроявленноеэтимилюдьмибессердечие. Смерть
человекабыладля нихмелким эпизодом,который канул в вечность вместе с
зашитым в парусину трупом и мешком угля, и корабль все так же продолжал свой
путь, иработа шла своим чередом.Никто небыл взволнован.