Сильно накренившись, шхуна скользила вверхи вниз по
длиннойтихоокеанскойволне.Если,какоказалДжонсон,судношлона
юго-запад, то ветер, по моим расчетам, дул примерно с юга. Туманрассеялся,
и поверхность водыискрилась на солнце. Яповернулся к востоку, где должна
была находитьсяКалифорния,ноне увидел ничего,кроме низкостлавшихся
пластов тумана, того самого тумана, который вызвал катастрофу "Мартинеса"и
былпричиной моего бедственного положения.К северу, неподалеку от нас, из
моряторчалагруппа голых скал, и наодной изнихяразличилмаяк.К
юго-западу,там, куда мы держаликурс, яувиделпирамидальныеочертания
парусов какого-то корабля.
Оглядев море,яперевел взгляд на более близкие предметы. Моей первой
мыслью было, что человек, потерпевший кораблекрушение и бывший на волосок от
смерти,заслуживает, пожалуй, большеговнимания, чемто, которое было мне
оказано.Никто,как видно,не интересовалсямоей особой, кроме матроса у
штурвала, с любопытством поглядывавшего на меня поверх рубки.
Все, казалось, были заняты тем, что происходило посреди палубы. Там, на
крышке люка, лежал какой-то грузный мужчина. Он лежал на спине;рубашкана
егогруди,поросшейгустымичерными,похожими на шерстьволосами, была
разодрана.Черная с проседью борода покрывала всю нижнюю часть еголицаи
шею. Борода, вероятно, была жесткая и пышная, но обвисла и слиплась, и с нее
струйками стекала вода. Глаза его были закрыты--он,очевидно, находился
безсознания,--ногрудьтяжеловздымалась; он с шумом вбирал всебя
воздух, широко раскрыв рот, борясьсудушьем. Один из матросовспокойно и
методично, словно выполняя привычную обязанность, спускал за борт на веревке
брезентовое ведро, вытягивал его,перехватывая веревкуруками, иокатывал
водой лежавшего без движения человека.
Возле люкарасхаживал взадивперед, сердито жуясигару,тот самый
человек, случайному взгляду которого я был обязан своим спасением. Ростом он
был, вероятно, пятифутов и десятидюймов, быть может, десяти с половиной,
но неэто бросалось мне прежде всего в глаза,-- я сразупочувствовал его
силу. Это был человекатлетического сложения, с широкими плечами игрудью,
но яне назвал бы его тяжеловесным. Внембыла какая-то жилистая, упругая
сила, обычно свойственная нервным ихудощавым людям,и она придавала этому
огромномучеловеку некотороесходство с большой гориллой.Я вовсе не хочу
сказать, что он походилнагориллу. Я говорю только, что заключенная в нем
сила,независимоотеговнешности,вызывалаувастакиеассоциации.
Подобного рода силаобычно связывается в нашем представлении с первобытными
существами, с дикими зверями, с нашими предполагаемыми предками,жившими на
деревьях.Этосила дикая,свирепая,заключающаяв самой себежизненное
начало--самуюсущностьжизни,какпотенциидвижения ипервозданной
материи, претворяющихся в различных видах живых существ;короче говоря, это
таживучесть,которая заставляетзмеюизвиваться, когдаунееотрубят
голову,икотораятеплитсяв бесформенномкомке мясаубитойчерепахи,
содрогающемся при прикосновении к нему пальцем.