Человек — не машина, дышло ей в мотор. Но чаще Стасик излечивает. Таблетками, хитрым питьем, облучением-прижиганием… Так что не сомневайся, браток, и твоего дружка вытащит.
— Спасибо…
— А мне-то за что? — удивился Дмитрий, вздернув густые брови. — Стасика поблагодаришь, бутылку поставишь. Уважает доктор бутылочки…
Помолчали.
Грузчик докурил сигарету, бросил окурок в урну.
— Пойду я, друг, прижму ухом подушку. До утра осталось часа три.
Проводив нового знакомого до его палаты, я медленно по коридору. Еще издали услышал распевный говорок медицинской бабушки. «Обработка» Лены продолжалась. Видимо, с прежним успехом.
— Вот и дружок твой, бабонька, возвернулся… Понравилась наша больничка или не легла на душу?
— Понравилась…
Я присел на табуретку, стоящую в отдалении от беседующих женщин и снова принялся копаться в трех версиях. Менял их местами, отбрасывал и снова возвращал на прежние места. Короче, занимался привычным делом сыщика…
Наконец, из реанимации вышел главврач. Усталый, потускневший.
— Как дела, Станислав Платонович?
Лена ограничилась вопрошающим взглядом.
— Сделал все, что мог. Промыл, прочистил, высущил… Остается одно: ожидать.
Ничего нового! Ожидание — главная надежда всех врачей, не уверенных в результатах своего лечения.
— Неужели яд успел подействовать? Ведь прошло не так много времени.
Стасик поправил очки, висящие на кончике носа. За ширмами стекол — круглые, удивленные глаза.
— Значит, вы подозреваете?
— Подозреваю…
Признался негромким голосом, глядя при этом не на главврача больниц — на Крымову. Примитивная проверка третьей версии. Как отреагирует на неё Лена? Удивленно вздернет аккуратные бровки? Пренебрежительно поведет полным плечиком? Сощурится? Испугается? Должна же она выразить свое отношение к сказанному?
Проверка ничего не дала. «Сфинкс» не изменил позы, лицо осталось все тоже — бледное с яркими пятнами болезненого румянка на щеках. Ни испуга, ни отвращения.
— Признаться, не верю! — решительно возразил Станислав Платонович. — Ведь люди — не звери, убить человека очень трудно хотя бы потому, что убийство противно человеческому существу…
— А как же быть с миллионами преступлений по стране, связанных с лишением человека жизни? А киллеры, которые за определенную плату стреляют, колят, режут незнакомых им невинных людей?… Простите за прямоту, но вы, доктор наивны, как бычок, которого тащат в забойный цех мясокомбината, а он думает — к материнскому вымени!
Медицинская бабушка осуждающе кашлянула. Врач смущенно затеребил завязки халата. Крымова не изменила позы. Только на бледном лице появилась и тут же исчезла непонятная гримаса. Дескать, как можно говорить о причинах смерти, когда Венька мается в реанимации?
— Вообще-то, сейчас дело не в отравлении, — нарушил молчание главврач. — С ним, уверен, мы уже справились. Сердце у больного изношено…слишком изношено… Повторяю, остается ожидать и надеяться… Отдохните и загляните в больницу часикам к восьми-девяти утра…
Совет, прямо скажем, целительный: и я, и Лена нуждаемся в востановлении сил. Но есть существенная неточность: где нам отдохнуть? Под ближайшим забором? В парке на травке?
— И где же вы посоветуете нам набираться сил? — изящно поддел я доктора, но упомянуть о заборе или травке не решился — медики, как правило, обидчивы, а жизнь Веньки сейчас в полном их распоряжении. — Мы ведь не местные.
— Простите, упустил из виду, — в очередной раз смутился Васин и на лету поймал свалившиеся с носа очки. — Вы же — с поезда… Действительно, проблемка… Что делать — ума не приложу… Скверно, конечно, но у нас — ни одной свободной палаты…
Какая там проблема! Я высмотрел подходящую кушетку в дальнем углу вестибюля. Для себя.