Ночной кошмар испарился, будто мираж в пустыне. Огляделся, прислушался.
— Фарид снова к ней подался!
Знакомый скрипучий голос принадлежит худющему человеку с нервно подрагивающими мышцами костлявого лица. Он лежит на кровати возле входа в палату и подозрительно оглядывает смятую постель в противоположном конце комнаты. Будто простыни и одеяло — вещественные улики, позволившие ему вычислить преступника. В руке крепко зажата дымящаяся сигарета… Интересно, как реагируют врачи и сестры на курение в палате? Или здесь это не возбраняется?
— А куда же еще? Когда дежурит Мариам, нашего кобеля впору на цепь сажать… Вира и — помчался заниматься любовью! Появится дежурный врач — майна в палату…
До чего же гулкий голосина у этого плотного парня, лежащего на соседней с курякой койке. Только батареей в бою командовать. Судя по всему, такелажник. Отсюда любимые выражения — вира, майна. На стройке он выкрикивает их крановщику, аккомпанируя голосу движениями рук… Отсюда и привычка размахивать ими и гулкий бас.
— Да, наш Фаридка — знатный кобель. Такого искать и не найти, — проштемпелевал оценку соседа куряка. — Может, и в больнице держат его не для лечения язв, а для… размножения…
Сведения постепенно накапливались. Значит, в плотно заселенной больничной «келье» живет неизвестный пока мне Фарид, удравший к какой-то Мариам. Видимо, к медсестре либо санитарке.
Двое больных уже «приоткрыты», считай — наполовину знакомы. Третий, Фарид, на подходе. А остальные двое? Что они из себя представляют?
Привычка анализировать каждое слово, каждый жест сложилась за время многолетней работы в органах. О чем бы ни говорили окружающие меня люди, что бы ни обсуждали — ищу второй-третий смысл, подвожу внешне невинный, казалось бы, разговор под мерки сыска.
На работе эта привычка помогала, но в быту, особенно — в пенсионном, мешает… Но сейчас — не быт, самая настоящая работа…
Прищуренный взгляд курильщика прошелся по палате и встретился с моим, вопрошающим.
— Здоров же ты спать, батя, — проскрипел худой мужик насмешливо. — Я уж подумал грешным делом: не откинул ли новый страдалец копыта? А ты, похоже, дышишь… С какой болячкой к нам положен?
Слова вылетают изо рта в клубах табачного дыма. Правый глаз прищурен, будто спрашивающий прицелился в меня и вот-вот выстрелит из невидимого оружия…
— Сам толком не знаю… То ли осложнение после недавней операции, то ли заражение…
— Какая операция, какое заражение? В палате — одни мужики, баб не держим, потому можешь не стесняться…
Говорить о болезнях — будить уснувшую на время боль. Притаилась она в истерзанном теле, подавленная уколами и таблетками. Вспомнишь — поднимет зубастую голову и начинает рвать бедро на части.
Но отмалчиваться — не в моих интересах. В больницах люди обидчивы, с ними нужно обращаться осторожно, будто с легко бьющимися предметами. Спрячется тот же курильщик в свою скорлупу — как узнаешь подлинное его лицо?
А разузнать все досконально об однопалатниках — основная моя задача. Ибо, пусть я больной, пусть с температурой под сорок, но — сыщик. Лечиться мог бы и дома под присмотром все знающей и все умеющей жены.
— Чего молчишь, а? Брезгуешь разговаривать с простыми людьми?… Гляди, Петро, неужто интеллигента к нам подложили?
— Никакой я не интеллигент, — с деланной обидой возразил я, словно куряка произнес в мой адрес нечто непристойное. — Просто не хочется травить ни себя, ни вас… Но если настаиваете, могу рассказать… Перенес полостную операцию по поводу перитонита. Гною, говорили, откачали с бутылку.