Но ожидание в предоперационной и пребывание в реанимации вряд ли забудутся.
В этот момент, находясь на пороге больничной палаты, я, казалось, начисто позабыл о просьбе Гошева, о предстоящем выслеживании преступника, о жене, вообще обо всем…
В палате шесть коек, по три с каждой стороны. Заняты — четыре. Две койки свободны. Одна из них, видимо, предназначена для меня. На другой — смятая постель, откинутое одеяло. Наверно, ее обладатель отправился либо в туалет, либо на лестничную площадку покурить… Значит, ходячий.
А остальные?
Тоненькая сестричка в туго обтягивающем фигуру халатике и надвинутом на лоб колпаке торжественно препроводила новичка к месту у окна. Приглашающе похлопала бледной ручкой по одеялу. Ложитесь, мол, на свое тронное место, спите. На тумбочку поставлены три флакончика для лекарства: утро, день и вечер. Рядом — стакан с чайной ложкой.
Я уже успел прийти в себя от непонятного «паралича». В конце концов, предстоит не просто лечение — обычная работа сыщика, в сравнении с которой все эти терапии-хирургии — едва заметные мелочи…
— Все лежачие? — шепотом спросил я, кивая на спящих больных.
— Смешанные, — хихикнула веселая сестрица. — Завтра разберетесь…
На кровати, стоящей возле двери, зашевелилась темная фигура, послышался недовольный, скрипучий голос:
— Чего разболтались? Дня мало, что ли? Вот напишу завтра жалобу начальнику — он те подкоротит язычок!
Сестра снова хихикнула и на цыпочках выбежала из палаты.
Я с трудом стянул с себя спортивный костюм. Будто отодрал кожу от мяса. Осторожно забрался под одеяло. Лишь бы обошлось без операции, а вора в законе мы с Николаем вычислим…
4
Заснул под самое утро. Будто в черную дыру провалился. Но этот провал не избавил меня от страшных сновидений. Поминутно вздрагивал, просыпался и снова нырял в «дыру»…
… Лежу на операционном столе. Над моим распростертым голым телом склонился Гошев. В марлевой повязке, оставившей открытыми одни глаза, с кухонным ножом в одной руке и чудовищных размеров вилкой — в другой.
Не пугайся, генерал, я тебе вырежу несколько ненужных нервишек — крепче спать станешь… Аккуратно сделаю, вежливо… Сестра, наркоз!»
Сестра… Да это же Наташа? Она подносит к моему лицу… противогаз… «Дыши, Семочка, глубже, сейчас полегчает… Тебе навредил американский антибиотик, сейчас мы выльем его…»
Я изо всех сил втягиваю в легкие какой-то отвратительный газ… Скорей бы окунуться в беспамятство… Но наркоз не действует! Пытаюсь сказать об этом жене — изо рта несутся шипящие звуки.
Гошев размахивается и втыкает нож в бедро… Господи, до чего же больно! «Пинцет… Зажим…» Кто-то подает хирургу инструменты… Кто? До боли в позвонках закидываю голову… Серегин? Откуда взялся бывший подполковник? Он же сейчас «парится» на зоне… Сбежал? Срочно позвонить — пусть пришлют оперативников…
«Не волнуйся, генерал, — шепчет на ухо еще один осужденный, бывший лейтенант Адилов. — Мы с Серегиным — профессионалы, сделаем все, как надо… Ты только дыши глубже…»
Адилов тоже сбежал из зоны? Получается, что и Гошев с ними заодно… Что же делать?
«Дышать глубже, — заботливо шепчет мне Наташа. — И ни о чем не думать…»
Пронзив бедро, нож с отвратительным скрежетом вонзается в операционный стол. Тот вздрагивает, будто травмированная живая плоть, наклоняется, и я соскальзываю с его вздрагивающей поверхности…
Спасите!!!
— Вот и все. Сейчас боль поутихнет…
Просыпаюсь весь в поту. Надо мной смешливая сестричка со шприцем в руке. Оказывается, по распоряжению дежурного врача она сделала мне инъекщию обезболивающего. Поэтому боль и отступила. Вернее, притаилась, готовая в удобный момент снова кусать и жалить…
Настроение улучшилось.