Отыскали ли «пальчики» на бутылке с коньяком? Опознали убитого соседи по дому…
Интересное дело, очень интересное! До чего же хочется покопаться в нем… А тут — больница, операция…
Ага, кто-то появился! Наверняка Гошев… Быстро же он сориентировался…
Из соседней комнаты доносятся приглушенные голоса.
— Температура тридцать девять. Страшная опухоль… Дышит трудно, часто… Я боюсь…
Мужской голос:
Вызывайте «скорую».
Плачущий Наташин:
— Запретил… Сердится… Вы же его знаете… Очень прошу, Коленька, поговорите.
— Попробую…
Осторожный стук в дверь. Будто очередной ком земли упал на крышку гроба… Тьфу, дьявол, какие дурацкие ассоциации лезут в голову, когда мозг прямо-таки плавится от высокой температуры.
— Входи, Гошев!… Да ты не бойся, я еще копыта не откинул.
У Николая деланно веселое выражение лица. Изо всех сил старается показать пренебрежение к пустяковой болячке бывшего начальника, внушить ему уверенность — все обойдется.
А я и без него знаю, что обойдется!
— Здравия желаю, товарищ генерал!
Никак не отвыкнет от уставной формы обращения! Вот уже год воспитываю, убеждаю, ругаю — бесполезно…
— Снова — за старое? Ну, сам поразмысли, какой теперь я тебе генерал? Старый, замшелый пенсионер, которого жена скоро будет выводить на прогулки. Будто домашнюю собачонку пописать. А ты заладил: генерал, генерал! Чтоб больше не слышал этого! Я для тебя — Семен Семенович, дедушка Сеня, дядюшка Вербилин… Усек? И не зли меня, пожалуйста, без того голова, будто чужая.
— Понятно, Семен Семенович… Как самочувствие?
— Видишь, над мемуарами работаю. Значит, живу…
— Знаю я вас… Температура, небось, под сорок, а вы — мемуары, дела… Сами только что проговорились: голова, дескать, чужая…
Гошева бодрыми словесами не проведешь, показной активностью не обманешь…
— Ладно, — вздохнул я, — буду признаваться… Чувствую себя препакостно… Только не рассчитывай, что удастся в больницу сплавить…
— Дело ваше… Уговаривать не собираюсь…
Помолчали. Николай хитренько улыбался, исподтишка окидывая меня насмешливым взглядом. Он явно предугадывал дальнейшее развитие беседы. Сейчас болящий генерал примется расспрашивать о ходе расследования убийства…
— Что нового раскопали в убийстве проститутки?
Гошев рассмеялся. Я понял причину неожиданного веселья. Разгадал, стервец, мысли отставного генерала и радуется.
— Давай, выкладывай свои трудности… Подумаем вместе, авось, разрешим…
— Расследование идет своим чередом. Примитивное бытовое убийство. Здесь ни одного вопроса. Полная ясность…
Ни одного вопроса? Я разочарованно вздохнул, осторожно, чтобы не потревожить распухшее бедро, передвинулся к спинке дивана.
— Зато еще одно дело наклюнулось. Вот там проблем — хоть совковой лопатой сгребай… Все в тумане, ни одной зацепки… Правда, есть одна версия. Крохотная, хлипкая.
— Даже так? — Я резко поднялся на подушках, но резкая боль в бедре мигом вернула меня в исходное положение, — Если появятся версии — не все потеряно… Выкладывай!
Наташа этакой мышкой-норушкой проскользнула в комнату, поставила на придвинутую к дивану тумбочку какое-то питье. Укоризненно поглядела на Николая. И ушла, тихонько притворив дверь.
Дело предстояло, действительно, интересное. Некий «источник», внедренный в одну из действующих в Подмосковье преступных группировок, сообщил о циркулирующих там странных слухах. Будто, один из воров в законе — крайне жестокий тип, садист, палач, для которого истязание жертв — высшее наслаждение, вдруг заболел. И не просто заболел, но помещен в больницу, где обследуется и ожидает операции.