– Люкас не вернулся? – осведомился он, набрав номер уголовной полиции.
Комиссар по удостоверению личности продиктовал дежурному установочные данные жертвы.
– Позвони в Мулен. Постарайся выяснить, есть ли у нее родственники. Пусть разыщут людей, которые могли ее знать, сообщат родителям. Если они живы, наверняка приедут.
Он уже шел по тротуару, направляясь к улице Пигаль, когда сзади остановилась машина. Прокуратура. Сейчас подъедут и антропометристы. Ему не хотелось быть там, где в двух
маленьких комнатках толкутся двадцать человек и все еще лежит труп.
Слева – булочная, справа – желтый фасад винной лавки. Из за неоновой рекламы, резко выделявшейся на фоне темных зданий, «Пикреттс» ночью выглядел чем то внушительным.
Днем же пройдешь и не заметишь.
Узенький фасад – дверь да окно; под дождем, в сине зеленой подсветке, вывешенные фотографии казались пошлыми и сомнительными.
Перевалило за полдень. Мегрэ удивился, увидев, что дверь открыта. Внутри горела одна лампочка, между столиками подметала пол женщина.
– Хозяин здесь? – спросил комиссар.
Женщина с метлой в руке спокойно взглянула на него.
– Зачем он вам?
– Хотелось бы переговорить.
– Он спит. Я его жена.
Ей было далеко за пятьдесят, скорее даже под шестьдесят. Дородная, но очень подвижная, с прекрасными каштановыми глазами на одутловатом лице.
– Комиссар Мегрэ. Уголовная полиция. Она и глазом не моргнула.
– Присядьте, пожалуйста.
В полутьме зала красный цвет стен и мебельной обивки казался почти черным. Лишь у самого входа сквозь раскрытую дверь в помещение проникал дневной свет, освещал бутылки
в баре.
Зал с низким потолком был какой то вытянутый; на узенькой эстраде – пианино и аккордеон в футляре; полутораметровые перегородки вокруг танцплощадки образовывали нечто
вроде кабинетов, где посетители могли чувствовать себя более или менее изолированно.
– Фреда будить обязательно?
Она была в тапочках, старом платье и сером переднике, еще не умыта и не причесана.
– Вы были здесь ночью? Она ответила просто:
– Я слежу за туалетом и при необходимости, когда посетители хотят есть, готовлю.
– Живете здесь же?
– Наверху. Из кухни в квартиру ведет лестница. Но у нас дом в Буживале, мы ездим туда по выходным.
Она не проявляла и тени беспокойства, наоборот, казалась явно заинтригованной тем, что видит перед собой столь важную шишку из полиции. Однако, привычная ко всему,
терпеливо ждала.
– Давно содержите кабаре?
– В следующем месяце отметим одиннадцатилетие.
– Много у вас посетителей?
– Когда как.
Он заметил небольшую картонку. Надпись печатными буквами гласила:
Finish the night at «Picratt»'s, The hottest spot in Paris.
Скромные познания в английском тем не менее помогли Мегрэ понять написанное:
Проводите ночи в «Пикреттс», Самом волнующем уголке Парижа.
Перевод «волнующем» был не совсем точен. Английский вариант звучал выразительнее. Скорее, самый «тепленький» уголок Парижа, если слово «тепленький» употребить в
определенном смысле.
Хозяйка смотрела на комиссара все так же спокойно.
– Чего нибудь выпьете?
Она не сомневалась, что он откажется.
– Где вы распространяете свои проспекты?
– Раздаем портье в крупных отелях, а уж они, незаметно, – клиентам, в основном американцам. Ночью, поздно ночью, когда иностранцам начинают надоедать шумные заведения,
но они не знают, куда пойти. Кузнечик – он обычно бродит поблизости – сует карточку в руки или подбрасывает в автобус, в такси.