Кузнечик – он обычно бродит поблизости – сует карточку в руки или подбрасывает в автобус, в такси. Таким образом, когда другие уже
закрываются, мы только приступаем к работе. Понимаете?
Он, разумеется, понимал. Здесь оказывались те, кто, побродив по Монмартру, но не получив желаемого, надеялся на последний шанс.
– Большинство ваших посетителей приходят, должно быть, уже нетрезвыми?
– Конечно.
– А вчера ночью много было народу?
– В понедельник то? Почти никого.
– Оттуда, где вы сидите, можно видеть зал?
Она указала ему в глубине, слева от эстрады, дверь с надписью «Туалеты». На другой двери, справа, в пандан первой, надписи не было.
– Я почти все время там. Мы, в общем то, не готовим, но случается, посетители заказывают иногда луковый суп, гусиный паштет или холодного лангуста. Вот я и иду на кухню.
– А в остальное время находитесь в зале?
– Чаще всего. Наблюдаю за девочками и в подходящий момент подхожу с коробкой конфет, цветами или атласной куколкой. Да вы и сами знаете, как это делается.
Она не собиралась лукавить. Сняв тапочку с распухшей бесформенной ноги, женщина сидела с явным облегчением на лице.
– Что еще вы хотите узнать? Нет, я вас не тороплю, но скоро будить Фреда. Он мужчина и должен спать больше меня.
– В котором часу вы легли?
– Около пяти. Иногда задерживаемся и до семи.
– А когда встали?
– Час назад. Как раз успела подмести.
– Ваш муж лег вместе с вами?
– На пять минут раньше.
– Утром он никуда не выходил?
– Не вылезал из постели.
Почувствовав, с какой настойчивостью комиссар расспрашивает ее о муже, она заволновалась.
– Надеюсь, вы пришли не из за него?
– Нет. Меня интересуют двое мужчин, которые были здесь ночью, около двух часов, и сидели в одном из кабинетов. Не заметили?
– Двое мужчин?
Она окинула взглядом столики, словно пытаясь вспомнить.
– Не скажете, где находилась Арлетта перед вторым своим выходом?
– Сидела с молодым человеком. Я даже шепнула ей, что она напрасно теряет время.
– Он часто приходит?
– За последнее время я видела его раза три четыре. Да, бывает: зайдет человек сюда и влюбится в какую нибудь из наших девочек. А я им постоянно твержу: если подфартит,
уходите, но чтобы ваши кавалеры здесь снова не появлялись. Они сидели спиной к улице в третьем от нас кабинете, в шестерке. Я наблюдала за ними со своего места. Он
держал ее за руки и что то рассказывал, млея от восторга, как, впрочем, все в таких случаях.
– А кто был в соседнем кабинете?
– Никого.
– За весь вечер?
– Это легко проверить: столы еще не протерты. Если там кто то был, в пепельнице должны остаться окурки, а на столе – следы бокалов.
Проверять пошел сам Мегрэ – она не шелохнулась.
– Чисто.
– В другие дни я не была бы столь категорична, но по понедельникам так мало народу, что мы даже подумываем вообще не открываться. Посетителей вчера набралось едва ли с
дюжину, представляете? Муж вам подтвердит.
– Вы знаете Оскара? – неожиданно спросил Мегрэ.
Лицо ее осталось непроницаемым, но у комиссара сложилось впечатление, что откровенности в ней поубавилось.
– Какого Оскара?
– Пожилого, маленького, коренастого, седого.
– Мне это ничего не говорит. Мясника зовут Оскаром, но он – высоченный брюнет с усами. Может, муж знает?
– Будьте добры, позовите его.
Мегрэ остался один в этом красном тоннеле, в конце которого светло серым экраном вырисовывался прямоугольник двери, где возникали расплывчатые персонажи старого видового
фильма.