Заинтересовавшись библиотекой Гануччи, он приблизился к книжным шкафам, полностью занимавшим одну из стен кабинета, и с удивлением обнаружил, что все книги, стоявшие на полках, были в дорогих кожаных переплетах ручной выделки. Пожав плечами, он резко повернулся на каблуках и направился к письменному столу. Потом уселся в коричневое кресло на колесиках и довольно зажмурился — кожа приятно скрипнула под ним, когда он шевельнулся, устраиваясь поудобнее. Бенни снял трубку и быстро набрал хорошо знакомый ему номер в Манхэттене. Жанетт Кей взяла трубку только после третьего звонка.
— Алло? — услышал он ее голос.
— Это Бенни, — сказал он. — Наверное, я тебя разбудил. Ты спала?
— Нет, — пропела она, — Только-только встала.
— Записку мою нашла?
— Какую записку?
— Я оставил тебе записку на дверце холодильника.
— Нет, я ее не видела.
— А к холодильнику ты подходила?
— Сейчас как раз стою возле него, — фыркнула Жанетт Кей.
— Отлично. Так ты видишь мою записку?
— Да, конечно вижу. А что в ней?
— Я написал, что собираюсь уехать в Ларчмонт.
— Ах вот оно что! Ладно. А когда ты едешь?
— Я уже здесь.
— Где?
— В Ларчмонте.
— А-а-а… а я решила, ты хочешь предупредить, что уезжаешь в Ларчмонт.
— Но ведь когда я писал тебе записку, я же еще только собирался уехать, верно? Я-то ведь еще был там, а не здесь!
— О! — откликнулась Жанетт, немного поколебалась, потом недовольным тоном произнесла:
— Вот поэтому-то я и ненавижу разные записки!
— Ладно, проехали. Так вот, я скоро вернусь, но сначала мне придется заскочить ненадолго в Гарлем, взять кое-какую работенку, так что дома буду во второй половине дня — О'кей! — откликнулась Жанетт. — Мы идем куда-нибудь?
— А тебе хотелось куда-нибудь пойти?
— Не знаю. А какой сегодня день?
— Среда.
— Среда… но в среду же Беверли…
— Вовсе нет — в понедельник.
— И в среду тоже! Ой, Бен, только не спорь!
— Ладно, так что ты решила?
— Не знаю, — протянула она, — надо подумать. Да и потом, все равно покажут еще раз, верно?
— Ладно, я еще позвоню.
— Пока, — ответила она и повесила трубку. Бенни аккуратно положил трубку на рычаг, позволил себе еще несколько восхитительных минут понежиться в мягком кожаном кресле, затем решительно встал и направился к дверям кабинета. Он был уже в холле, когда вдруг заметил Нэнни — она как раз вошла в дом, держа в руках почту. Бенни вдруг заметил, как у нее дрожат руки.
— В чем дело? — резко спросил он.
Нэнни будто онемела. Молча протянула ему охапку писем и бумажек. Бенни подхватил всю эту кипу и быстро проглядел: счет из электрической компании, еще один — из Клуба едоков, и еще — от «Лорда и Тэйлора», открытка с яркой картинкой…
Он поспешно перевернул ее и прочел:
«Дорогая Нэнни!
Ну вот мы и приехали. Наконец-то мы на Капри. Можешь сама убедиться, как тут красиво! Пользуемся случаем немного поболтать на родном итальянском (ха-ха!), но скучаем по твоему изысканному английскому. Хорошенько приглядывай за маленьким Льюисом. В конце месяца увидимся.
Кармине и Стелла Гануччи».
Бенни недоумевающе пожал плечами. Открытка как открытка, все ясно и понятно. Если не считать обещания Гануччи вернуться в конце месяца (надо надеяться, к этому времени маленький негодяй все-таки вылезет из гаража, или где он там еще прячется!), Бенни никак не мог понять, что могло так потрясти Нэнни. А в том, что она была либо сильно напугана, либо расстроена, не было никаких сомнений. Бессильно прислонившись спиной к входной двери, девушка застыла, как изваяние, одна трясущаяся рука прижата ко рту, в темных глазах — ужас. Бенни бросил взгляд на последний оставшийся в руке конверт. Странное письмо, невольно подумал он. Такое редко найдешь в утренней почте — ни марки, ни адреса, ничего. Вскрыв его, Бенни вытащил листок бумаги, осторожно развернул и увидел вырезанные и наклеенные на бумагу слова. Поморгав, он прочел:
«Ваш сын у нас в руках.