Над головой паренька горела лампочка, и Сергею Алексеевичу было видно, как Коля помахал ему рукой.
Нет, все же если он напишет это длинное письмо, то отправит его Коле.
Неожиданно вместе с ударом грома погас свет, и все погрузилось в темноту, и в этой темноте голоса людей, трубные звуки сирен автобусов, словно рев загнанных слонов, скрежет тормозов звучали намного громче и тревожнее.
Какой-то автобус, выхватив из темноты фигурку Коли, остановился рядом с навесом. Началась посадка.
А дождь уже перешел в ливень и хлестал с упрямой силой, и люди, что спешили на посадку, захватили в свой водоворот Колю и потащили с собой. Он отбивался, рвался обратно, но людской поток тащил и тащил его. И над толпой уже висел рой зонтиков, и Коля ничего не видел, всеми силами стараясь сохранить клетку с птицей.
- Осторожно! - кричал он. - Осторожно! - Крик его тонул в тесноте, грохоте грома и дождя и объявлений по радио.
- Граждане пассажиры, - объявляли по радио, - соблюдайте порядок. Автобусы уходят по расписанию.
Фары автобусов разрезали темноту, и в их призрачном свете все казалось неестественным: и дождь, и люди.
- Граждане пассажиры! Автобус до Симферополя подан... Занимайте места...
Коля наконец вырвался из суматошной толпы и бросился искать симферопольский автобус. Но там старика не оказалось.
- Сергей Алексеевич! - без всякой надежды на успех крикнул Коля. Сергей Алексеевич!
Никто не отзывался.
И снова Коля побежал через площадь, к тому месту, где они расстались. Он размахивал клеткой со взмокшим несчастным кенаром и сам был тоже мокрый и нахохлившийся.
Но поздно: ему навстречу выплыл гигантский автобус, на котором впереди написано: "СИМФЕРОПОЛЬ".
Коля прыгал перед проплывающими мимо него окнами автобуса, но ничего толком не увидел.
ИЗ-ЗА УГЛА
На следующее утро, как всегда, Коля побежал в порт. Затем, расстроенный очередной неудачей, поплелся в цирк на репетицию Тиссо, надеясь там найти Юрку. Он вспомнил дорогой, шагая среди счастливых, беззаботных отдыхающих, как неудачно проводил вчера Сергея Алексеевича, и подумал, что ему решительно не везет на встречи и проводы.
На манеже вольтажировал Тиссо: репетировал свой номер. Юрка бегал рядом с его лошадью.
Коле всегда нравилось приходить в утренний цирк, когда зрительный круг пуст и арена от этого кажется таинственной и огромной. И Тиссо нравился Коле. Он могучий, широкоплечий атлет, скор в движениях, необычайно ловко переворачивается в воздухе. И все это казалось ему недосягаемым, чем-то почти волшебным. Он с восторгом выбежал на арену и, подменив Юрку, стал бегать рядом с лошадью, подавая на ходу наезднику те мячи, которые он ронял.
Тиссо все увеличивал скорость, и Коля, бегая рядом, прибавлял скорость, и ему было жарко, но приятно радовала эта лошадь, ошпаривающая его своим дыханием и запахом, и он уже сам себе казался таким же сильным и ловким, как Тиссо.
И он влюбленно смотрел на Тиссо, потому что вообще любил людей, и старика поэтому полюбил, и даже фотографа, что фотографировал его на Витькином камне, он поэтому помнил.
- Не устал? - крикнул Тиссо.
- Нет, - захлебываясь от бега и внутренней радости, ответил Коля.
И тут же услыхал Юркин голос:
- Коля, к тебе пришли.
Коля оглянулся и глазам своим не поверил: перед ним стоял Сергей Алексеевич. "Вот чудно! - подумал Коля. - Значит, не уехал". И ему совсем стало хорошо, и он даже забыл, что встречал утром неудачно пароход. Да и как ему было помнить об этом, когда кругом столько хорошего.
Сергей Алексеевич улыбнулся Коле.
"Когда старик улыбается, - заметил Коля, - он делается моложе. И вообще, какой он сегодня торжественный и непривычно довольный. В белой чистой рубахе, в новых брюках. Красавчик, а не старик".