Ухватилась за нее и пошла вперед, не сидеть же среди леса босой да одетой лишь в одну рубашку!
Сколько шла она незнамо то, но ноги исколола, устала, и чуть не плакала уже с досады, страху и боли, когда впереди затеплился живой яркий огонек, рыжий, как кленовый листок во мхах.
Собрала остатки сил и устремилась к нему, такому долгожданному. Вот, глядь вырос огонек, оборотился окошком избушки такой крохотной, что, казалось, выросла та избушка-землянка сама, ровно гриб после дождя, оттого приземиста и неказиста, шляпка кривая, стенки мхом обросли а все жилье, да не нечисти какой вон, над входом и «тривершие Лорахо3» прицеплено, странное, из веток да трав с камушками какими-то сплетенное, а все же оно, натурально.
Не успела Ни в дверь постучать, как та сама раскрылась перед ней, а из глубины домашнего тепла, что пахнуло из налитой светом очага утробы дома, раздался скрипучий, но приветливый голос:
О, гляди-ка, живая душа на огонек забрела! Заходи, милая, заходи, уж темнеет, да ты, верно, притомилась издалека ли идешь?
Ниив шагнула внутрь и увидела крохотную сгорбленную старуху с волосами, что паутина, белыми да клочковатыми, и носом таким длинным и острым, что та старуха им в очаге мешала угли, точно кочергой.
Издалека, наверное, бабушка
Чаво, милая, потерялась, штоль?
Да, вздохнула Ни, потерялась, совсем потерялась!
Старуха была ласкова и приветлива с девушкой, накормила, напоила, одежды выдала из своих запасов, крепкой и ноской, зеленое с голубым, как дома Ни привыкла носить.
А в ответ девушка поведала все, что с нею приключилось.
Охохохохо! Ну и в историю ты попала, милая! заохала старуха. Как же угораздило тебя муж твой это ж в самом деле король всей здешней земли, от окраины моего леса и до ледяных гор на севере! И теперь изведет его черная злая ведьма!
Так что же мне делать? Неужели никак помочь нельзя?
Помочь-то? Помочь, милая, всегда можно, да только хватит ли у тебя духу на то? Это не прогулка за ромашками будет, совсем!
Готова, бабушка! На все готова! Я все испортила мне и поправлять!
На все? Да знаешь ли ты, на что обрекаешь себя, прежде чем словами такими бросаться?
Я люблю его! И я хочу вернуть своего мужа! Я не только свою судьбу на клочки разломала, так тем более не могу отступиться. Как бы так снова склеить то, что разбито?
Склеить, милая, никак. Судьба это тебе не миска и не горшок! Судьба она как полотно из нитей разных где яркая, нарядная, пестрая, где простая серая, а где черная, как боль Склеить никак. А вот новую нитку выпрясть и ею разрыв зашить то можно. Но, повторю я, то будет так сложно и так тяжело, что никто, кроме тебя самой, не сможет у тебя этого испросить.
Я согласна, только скажи, знаешь ли, как мне быть?
Ну слушай, храбрая. На свою голову спросила теперь слушай! и старуха, сплеснув крыльями старой, серой, что перья зимней совы, шали, подскочила на месте. Метнулась по стене ее тень, огромная и изломанная да не напугалась Ниив ни капли. Не осталось места для страха в девичьем сердце уже, верно.
Слушай! крикнула старуха, и голос ее возвысился, став гулким и грозным, точно порыв ветра в вершинах древних елей. Муж твой под властью черной ведьмы Ангарвы, и прикован теперь он к скале, на самом высоком пике из гор, что далеко на севере! Обращенный в черного оленя, день и ночь он силится сбросить зачарованную цепь с себя и умчаться прочь но стерегут его злые собаки ведьмы Ангарвы! Только тот смог бы помочь, кто знал бы, как одолеть колдовских собак и снять зачарованную цепь, но ничем той цепи не разбить, кроме как разрыв-травой синецветной. Траву эту тоже добыть наука мудреная долго идти за нею, за небывалою. Синяя та трава вся, целиком выросла она там, где неба кусок на землю упал, оттого и цвета небесного. Поет трава и днем и ночью, выплетает заклинания, что могут одолеть замки и препоны любые, что меняют пути и прядут новые нити в ткани судеб, разрывая прежнее, спутанное да неказистое. Срезать траву эту можно лишь золотым лезвием, на которое чары накладывали три дня и три ночи, чтоб победить природную мягкость золота и заставить светоносный металл стать крепче, чем слезы скал4! Ибо трава эта, Синецветной прозываемая, грозовой травой и разрыв-травой, поет и днем и ночью и крушит любые запоры, любые путы разбивает, меняет пути и крошит железо, как сухую листву в горсти!