Ой, господи! Ой, господи! Гости дорогие, проходите к столу, загомозила хозяйка и, как квочка крыльями, захлопала руками по своим покатым бёдрам, не зная за что ухватиться и куда лучше усадить дорогих гостей.
Ты, Клавдия, не мельтеши, соседи верно по делу пришли, собери на стол, а ты, Серафима, повернувшись лицом к дочери, надеть что-нить праздничное. Вынь платье из сундука, что к году новому тебе дарил, нонешнему, зайди за полог и надень его, нечего ему зазря там пылиться.
Да, какая ж там пыль-то папенька?! рдея лицом, ответила Серафима. Сундук-то новый, в позапрошлом годе сам смастерил.
Так-то оно так, а всё ж таки нечего ему там зазря лежать. Вот!
Я быстро, папенька, ответила Серафима и, оставив пяльцы на подоконнике, стесняясь посмотреть в глаза Филимона, мелкими шашками пробежала мимо него в половину дома за шторой. Вскоре оттуда послышался шорох ткани.
С широкой скамьи, выглядывавшей одним концом из-за печи, высунулась лохматая старушечья голова, открыла беззубый рот с узкими сморщенными губами и хрипло прошамкала: «Хто там, Панкратушка? Чай, гости какие, али на вулке, кто громко бает?»
Гости, маменька, гости, ты спи, до обеду ещё далеко.
А что гостям-то надоть, Панкратушка?
Не ведаю, маменька. Не тревожься, как скажут, да разузнаю всё, обскажу тебе. Не сумлевайся.
Вот и ладно. Ты внучке-то скажи, сынок, пущай водички мне принесёт, пить ужасть, как сильно хочется.
Я тебе, маменька, сейчас сам принесу, погоди чуток.
Усадив Феодосию Макаровну и её сына Филимона за стол спиной к входной двери, Панкрат напоил мать и, возвратившись к гостям, сел на скамью у окна напротив.
Вскоре к столу, быстро накрытому хозяйкой дома, вышла принаряженная Серафима. Платье, действительно праздничное, с красивыми русскими мотивами по ткани, слегка приталенное и свободное под грудью, придавало осанке девушки грацию, а лицу, освежая его своими лёгкими фоновыми красками, изящество и без того безупречное.
Летнее солнце, выглянув яркой короной из остроконечных пик кедров, осыпало маленькую таёжную деревеньку своими золотыми лучами и медленно двинулось ими в её затенённые уголки. Следом со стороны околицы донеслось жалобное тявканье собаки, правее что-то скрипнуло, левее протяжно взвизгнуло, солнце вздрогнуло, оторвалось от вершин деревьев и покатило яркой светлой полосой по улицам и домам.
Поиграв лучами на янтаре кедровой смолы, застывшей на карнизах, подоконниках и ставнях, солнце подобралось к стеклу окна и заглянуло сквозь него в дом, где за празднично накрытым столом шёл разговор между хозяевами и гостями.
Филимон нахмурился, поднёс кулак к носу и почесал его. Это действо гостя привлекло хозяев дома.
Угощенье не нравится, подумала Клавдия Петровна.
Это, что же такое? На сговор пришёл, а нос воротит, мысленно возмущался Панкрат Семёнович.
Неожиданно для всех Филимон громко чихнул и сконфузился.
Солнце, понимаете ли глаза щекочет, опустив на колени взгляд, тихо проговорил гость и тотчас услышал смех хозяина и его весёлый голос.
А я-то думаю, что это наш гость хмурной сидит. Дочь мою сговаривать за себя пришёл, а лицом хмур. А оно вот оказывается что. Ну, насмешил, Филимон Васильевич! Ну, учудил, так учудил!
А, что, Панкрат, думали о нём, Филимоне-то, как о муже дочки нашей, вот Чихнила и подтвердила, проговорила хозяйка.
Мама, ну, чего ты прям, ещё сильнее залившись румянцем, проговорила Серафима.
А я, чего, доченька, я правду говорю. Думали мы о нём, Филимоне-то, как раз перед его приходом.
Ну, мама! вновь возмутилась девушка.
Да, ты, дочка, не смущайся. Али не хочешь за Филимона? проговорил Панкрат Семёнович.
Ну, папенька, вы совсем, прям, уже! стыдливо уткнув лицо в ладони, укорила дочь отца. Люб мне Филимон, только о нём всё время и думаю.
Вот и ладно, вот и сговорились, а сейчас, соседушки, поднимем бокалы и закрепим наш сговор вином сладким, чтобы, когда время придёт, любовь наших детей ещё крепче стала.
Добрая из них семья получится, крепкая, гости дорогие! Я не супротив свадьбы их, как сказал муж мой Панкрат, как годы детей наших поспеют, конечно, подтвердила сговор Клавдия Петровна.
А солнце, заглядывая в лица людей, щекотало их глаза, которые вскоре будут в слезах. По стране шла война, но о ней, в далёкой алтайской таёжной деревне пока ещё никто не знал.