И долг, и право,
Ком серой глины на станке.
О, бес извечный, бес лукавый,
Ты снова ластишься к строке.
Грунтуешь холст и кофе варишь.
И злишься с мыслью наравне,
То бог, то раб, то друг-товарищ,
Живи и бражничай во мне!
***
Перпетуум-мобиле забыт,
Машина времени в загоне.
Но надо двигаться! В фургоне,
На самокате, может быть
На лыжах, роликах, в седле,
На бумеранге и на шаре
В скорлупках сферы полушарий
И на летающем ядре!..
Услугами «Аэрофлота»,
Пешком и лайнерами флота,
Плотом паромным, или «Ра»,
По шпалам и по швелерам
Парить, скользить, лететь, бежать,
Мал-мальски техникой владея,
Свои преследуя идеи,
Свой тихий ход опережать.
В носилках фараоном лежа,
На беломраморном коне
Но комфортабельнее все же
Туда-сюда летать во сне.
***
Людмиле Гульцевой
Ты живешь в эпицентре
Физически нового поля,
Где посеяны песни твои,
Торжества и заботы.
Где без меры рассеян
Иль полон пустой заботы,
Ходит кто-то «он гоша»,
С кем свел бы на нет разговоры
Но и он вдруг уходит,
Он крайним остаться боится.
Ах, всегда это так,
Болтуны тишине надоели!
Но когда тебе грустно
И, может быть, долго не спится,
Посещает Грушницкий
В своей знаменитой шинели
XX век. Экспедиционная эпоха
***
Азиатская моя Ойкумена,
Тыщи лет твоим холмам и курганам.
Я цыганствую в степи с балаганом,
Поклоняюсь и ветрам, и каменьям.
Балаган мой не родня утлым избам,
Рад не рад родниться древним просторам.
А по бранным торжествам и по тризнам
Рад не рад служить отечеству кровом.
***
«Вечор, ты помнишь» эти строки!
Их русский стиль и русский лад
Авроры образ волоокий
И карт пасьянсовый расклад.
Шумок застольный и пристойный
Беседы, чудящейся мне.
Гул томный, праздничный, престольный
Обряд гаданья при луне.
А вьюга?.. Вьюжится и ныне.
И женщина глядит в окно
Упрямей тем, чем заунывней
Мужчина пьет свое вино.
И лампа меркнет вполнакала
В камина чреве жестяном.
Тепла ничуть. И счастья мало
В гуденье вьюги за окном.
Ах, нынче противопоказан
Порыв влюбляться и парить,
Стихи отечественным азом
И по-французски говорить,
Блистать и делать реверансы,
А честь так пулей защищать!
Свои романы и романсы
Любимым дамам посвящать
Уж говорим не русский «рашен»,
Не понимаем слова «вящий»
Увы, не славим день вчерашний
И укоряем настоящий.
Не можем жить без укоризны!
Мы в кровь впитали исстари
Обряд и русский образ жизни
Японским богом материть.
За что мы так «неровно дышим»
Своим отеческим дымам?
«Вечор» мы помним, но не слышим.
И вьюга докучает нам.
***
Чай с сюитой пополам
И по-флотски рис
Ванька, ты не мсье Иван, а авантюрист.
Что ты варишь, дурачок,
Это можно есть?..
Верю верю, но харчо
Невозможное.
***
Чем мы знамениты?
Отсутствием святости.
Пивнушки у нас алтари.
Дай нам улыбаться
До придурковатости,
Ведь мы же придурки твои.
О, господи боже!
Безбожникам, бабникам
Открой же альковы свои
И дай нам заблудшим,
Блуждающим банщика.
И бани дотла натопи.
Отпарим, отмоем
До алебастра
Тела и улыбки свои.
Дай нам улыбаться
До придурковатости.
Ведь мы же придурки твои.
***
Ищу единоверца.
Толпа музей погост
О, вычисли мне, сердце,
Среди друзей врагов.
Среди моих собратьев
Фанатиков идей.
Средь нищих, сирых, знатных
Людей людей людей
О, сотвори мне чудо:
До смерти потакать.
Пока я жив потуда
Искать, искать, искать
***
Мне снилась женщина.
От наготы кромешной
Струился свет неведомым сияньем.
А я был царь. И должен был, конечно,
Владеть национальным достояньем.
Завещано нам царствовать беспечно.
Тем более в дремотном состоянье.
А женщина в сиянье своем вечном
Мне снилась, как крестьянское восстанье.
***
Ах, небеса, чреватые дождями!
Скрипит грибами роженица плесень.
Рыбак, за лесу пойманный глазами,
Идет-бредет по каменному плёсу.