Вонзающим образом сердце рвёт в клочья, на куски разметает, подобно то ноты прерывистой мелодии или мазки эскиза выводят танец на полотне,
На, возьми, упейся моей кровью, дьяволица, вижу, чешутся копыта, разметают искрами, я отдан всею жизнью, словно палитра, сколь угодно макай кисти и рисуй жестами касаний извилистых, покуда не отпустит стук из под грудины и пульсация мысли в такт тому стуку.
В ответ ни возгласа, ни стона, только скрежет эпохи и шелест шара в космосе несущего зачаток творчества, куда неведомо, да и не важно, покуда его движение ничего ни у кого не требует, побуждение рождено деянием, но каждое деяние став побуждением нуждается в сюжете.
Где же ты, где, моя слабость и сила в одной величине?
Нуждаюсь в твоих симметричных взвесях и асимметричном стимуле, что дарует роду людскому возможность наизнанку вывернуться, достигнуть собственного смысла, что всегда был, но не был постигнут, вон он, вон он, катится с горы сорвавшимся булыжником. Сторонись! Сейчас будут брызги, а может ещё некое немыслимое, что озарит лица вспышками, сосуды умов впечатлениями, поэзию рифмой, музыку изысканным ритмом, а нервы паническим импульсом.
Море ветром изогнуто, нету в нём воли, но бездыханное не вольствует, из него произрастает то, что жизнью именовано, вместе с пеной шуршащей меж иссыханием и затопленностью доносит возгласы распрей обрётших импровизированную форму, коей неведомо покуда песнь её несётся, чьи наливает паруса.
Сопутствует курсу буйство необузданной сущности, кидает и рвётся о края палубы, из трюма раздаётся скрежет бочек с пойлом тростниковым, гребцы все пьяные довольствуются качкой судна, их головы дурман свободы качает в такт, словно совпадают амплитуды в резонансе, так волна о волну сглаживает возмущение и исчезает, друг о друга выравниваясь,
Никто не заподозрит, никто не подскажет где находится гавань, небо затянуто, молнии блещут, компас всегда обращён к северу, а самый ближайший берег на дне.
Ей ей, пираты! Может пристанью метится чей-то торговый корвет? Рома на долго хватит, только ни золота, ни жемчуга, ни шёлка в нём нету.
Гляди! Вон Солнце проглядывается, мочи вёсла и налегай посильнее, штиль не за горами, нас ждёт долгий путь приключений и много приветствий из бездны, что преисполнят страдания тягот, в поисках долгих сокровищ заветных и бедствий.
Так то был сон на палубе?! Гром и треск небесный развеял покой, море, словно голодный зверь атакует судно, а то несметно метит вдаль покуда не настигнет кульминационный удел участи. У меня есть карта, на ней обозначено знамя печатью неведомой, что было оставлено жестом потусторонних сил ради некоего немыслимого пиршества предначертанного волей всевышней сбыться неизвестно когда, где и зачем.
Пляшет кинетический градиент, обмен потенциалов меж их разностью,
Сплетения предстающие узорами веера, что машет и разносит траектории судеб,
Из непрерывного «откуда?» в необъятное «зачем?», словно то придумал автор непробудный,
Словно сон его неведом, но есть несметное мгновение, и видно малость в нём, всего-то вечность, всего-то отсутствие пределов, но не всем заметно,
Глядят некоторые упором в стены, в возведённые мнимые меры, что выше порой чем горы и небо, так кажется им,
Но хрен там, перепутали сюжеты писари и сэры, мнящие величие исподней,
Зовут вас на прощание ваши кормчие и закаты алые глаз утомлённых в покрове тикаюших век,
Импульс раздающий моргание конвульсией, мельтешащая глазная бель,
Вы там осторожнее, не шутите с силами запредельными,
Один раз не угадаете и вся жизнь послана в небыль.
Могла ли присниться дьяволица? Откуда нехватка сюжета? Возможно то была жажда сон пронзившая или зуд от соли иссохшего моря на кожной поверхности.
Теряете меня, мои безпросветные будни,
Так мерклость тоски теряет разом течение пронизанное игрой света, что дарует созерцательное наслаждение, растворяет скованность льда, словно сокровищница монеты,
Можно подумать, то закалка, но нет, это сдуру вознесённое отчаяние, что побуждает забег,
Холодно, да не настолько долго, чтоб заледенеть, чтоб пророс лёд сквозь тело,
Твёрдый, подобно каменный век, что у всех на слуху, но никто не вспомнит, каково то было, чьими предками и покуда метили свершения,
Он также растаял в жару течением жизни сквозь тысячелетия, напором сметённый, безудержным месивом веса о вес,