Но любит не по детски шалить чёрт на земле русской. Не удержался лукавый и в очередной раз знатно подпортил Пашу ночь. Наталья вылила смердящие помои прямо под ноги Павлу. Полезли вонючие останки фруктов на носы грязных ботинок, как ненавистные вожатому земляные червяки.
Дура! грачём крикнул Павел.
Алкаш! протрубила слоном женщина, заглушая всевозможные звуки.
Заподозрил неладное вожатый, хотел было идти восвояси, но снова вмешался в людские дела чёрт дёрнул за язык.
Жир! рявкнул Паш.
Обозлилась Наталья, дрогнули исполинские брови и сжались богатырские кулаки, заштормился жир по всему телу ходящее чёрное море двинулось на жертву. Павел понял, что попал впросак: сразить медведицу легко не получится каменная кожа, копья зубы у этих зверей, не каждый охотник способен победить такое чудище. Всей душой сочувствует автор несчастному, но помочь, к сожалению, ничем не может: слишком узки полномочия автора. Поэтому оставляет он Павла на произвол судьбы и надеется, что минует буря героя, не погибнет вожатый в неравной борьбе. Отчаяние застигло Паша врасплох, но выдержал натиск герой размахнулся, бросил широкий деревенский удар. Покачнулась Наталья, зарычала ранен зверь, ранен в уязвимое место под глаз. Не миновать попки полненького баклажана под кровожадным медвежьим оком. Смел Павел, смел и отважен
Однако очухался зверь, ринулся в бой. Не размахиваясь, пихнула Наталья Паша в грудь. Пал герой на мокрую землицу.
Какое красивое небо! подумал умирающий.
Действительно: плюнул кто-то сгущенкой на чёрную простыню, образовал прекраснейший пейзаж. Хорошо умирать под такой картиной! Заснул вожатый крепким сном. Ко всем храпам добавился ещё один храп несчастного охотника, павшего от когтей зверя.
Дырявый
Положил необъятный старик свою косматую бороду на море туман, затянул воздух волосатыми ноздрями ветер, чихнул заштормила могучая стихия, побежали, поползли гусеницы волны. Не мог налюбоваться глотатель кораблей и других морских объектов своей работой: улыбнулся, показал зубы загорелся горизонт. Вышел на побережье радостный отдыхающий Збыховский Александр Степанович, елью ровный, боками надутый, весёлый, как молодой медведь. Поднял с земли Александр бич рода животного тяжёлый камень. Закрутился на месте кавказским танцором, мельницей замахал руками, до красноты натужился катапульта готовилась к залпу. С богатырской силой метнул Збыховский снаряд в лицо старику. Появилось на горизонте большое синее пятно, послышался мученический стон вой прибоя: прямо в лоб попал Степанович старику синяк поставил. Вдохнул Александр свежий морской воздух, растянул резиновую улыбку любовался своей работой. Но рассердился старый: с незапамятных времён не встречался он с такой наглостью. Надул морской властитель щёки шары: поднялся ураган, испугалось море, задрожало, треснуло по швам. Поднялась далеко -далеко огромная волна. Зарычала она, показала жуткие клыки, сжала мускулистые руки и ринулась к берегу, на Збыховского не дай чёрт увидеть такое человеку с больным сердцем. Стрелой настигло чудовище удивлённого Семёновича, дало каменным кулаком под дых, медузой укусило за нос, обрисовало морскими чернилами глаз фингал, мастерским броском уронило на камни. Избив героя, растворился монстр, утёк: утёк из жизни Александра, утёк из произведения. Покрякал Збыховский, покряхтел, еле еле поднялся и хромой курицей заковылял прочь. По крысиному, в спину, послал ненасытный старик Степановичу смешливую чайку: открылось окошко бомбардировщика залило непотребным содержимым несчастного.
К счастью, подумал Александр.
Взгляд его случайно попал на одежду: не осталось живого места на одеянии отдыхающего.
Теперь я дырявый, грустно произнёс Збыховский и покачал головой.
И не такое бывает!
Вышли на подиум три инвалида кандидаты. Извергнул город С. лучшие умы, «головы», как говорят привилегированные граждане, «головки», как нежно голубят их жёны. Собрались все, кому не лень: бездомные собаки, востроносые купцы, вдавленные тяжёлым атмосферным давлением плюшки, длинные жерди без намёка на лицо. Все выпучили глаза паук получился, не менее косоногий, чем сами кандидаты. Казалось бы, все всего лишь рты разинули, а там корабельные трюмы открылись для мух матросов: ничего, и не такое бывает!