Возмутительно! выкрикнул Астас.
Вы нарушили свою клятву! Вы обещали, что после Руала ни один из живущих ныне драконов не будет уничтожен через лимб, поддержал его Освальдо.
Вы обещали нам равноправное содружество, но тем не менее беспардонно используете нас в своих целях! Вергилий грохнул кулаком по столу.
Это неуважение! кивнула Анатолия.
Попрошу присутствующих сдержать эмоции, перекрывая этот хор голосов, попросил Триам. Для того мы здесь и собрались, чтобы выяснить правду и наказать виновных. Ваше величество, вы имеете ещё что-нибудь добавить?
Только то, что согласилась принять участие в вызове бога, потому что меня возмутило жестокое отношение охотников к моему собрату. Да, он не был моим подданным, но он был драконом. Подвергнуть его мучительной смерти, чтобы избавиться от стайки валькирий, а потом ещё и душу в лимб отправить это плевок в лицо моего народа. Не для того ли мы служим вам, чтобы истреблять тварей и пришельцев? Не для того ли вы прикрываетесь нами, как щитом, спасая никчёмные в большинстве своём людские душонки?
Об их никчёмности или полезности позволь рассуждать нам, прервал её Дор.
Тогда и о законнорождённости наших собратьев позволь нам судить. Большинство из этих драконов дети беглых родителей. Они порой даже не знают о своей сущности. Кроме того, нас зелёных, красных, золотых создали вы. Мы все ваше творение, а следовательно, имеем одно происхождение. И то, что вы кого-то из нас объявляете вне закона, унижает мой народ.
Дракон есть дракон, опять закивала Анатолия.
Поэтому, когда брат этого незаконнорождённого дракона обратился ко мне за помощью, я не смогла ему отказать слишком далеко зашли ваши охотники, потеряли страх и совесть!
Сегодня истребляете беглых, а завтра возьмётесь за нас?! вспыхнул Гелло.
Мне кажется, регламент наших отношений с богами надо пересмотреть! поддержал его Освальдо.
Зал гудел, как растревоженный улей. Триам тщетно пытался успокоить присутствующих, а Дима не сводил глаз с королевы. В его глазах читался и укор, и ненависть, и страх, но у Шу ни один мускул не дрогнул на лице. Никто даже не догадывался, сколько душевных и физических сил ей потребовалось, чтобы сохранить внешнее спокойствие. Внутри у неё всё кипело от отчаяния и гнева. Она понимала, что волна, которую она только что пустила, будет быстро погашена богами. Лоэнгрин получит суровое наказание, в законы внесутся поправки, возможно, некоторым категориям беглецов будет объявлена амнистия и драконы снова успокоятся. Но при этом охотники не перестанут использовать души беглецов для уничтожения валькирий, а маги не прекратят эксперименты над представителями её рода. Революция назревала, но Шу видела, что силами одной только королевы и нескольких преданных ей подданных власть богов не свергнуть. Нужна была для этого мощная сила, которая могла сломить противостояние правящей нации. Нужны были Повелители те, кто одним взглядом мог управлять многотысячной армией, кого слышали на расстоянии, кто по-настоящему заботился о своих подопечных, не делая из них подопытных кроликов или приманку для тварей. И Повелители эти стояли за Вратами, стояли и ждали, когда Стражи принесут им оружие то, каким можно было сокрушить стены, мешающие проникнуть в этот мир. Стражей в этом мире осталось всего два, и один Руал погиб в стенах лиговских лабораторий. Второй Генце сгинул без следа. Его поиски ни к чему не привели, и теперь он стал фольклорным персонажем. Некому доставить оружие Повелителям, а значит, и помощи ждать неоткуда.
Шу закрыла глаза. Помощи не будет, но и она не намерена сдаваться. Смерть Вовки странным образом вызвала наружу весь её гнев, который она копила годами, стараясь быть дипломатичным и сдержанным правителем. Небрежное и порой уничижительное обращение богов с её подданными, суды над беглыми и безжалостное истребление больных и непригодных к службе вся несправедливость, которая была когда-то проглочена, теперь пульсировала в самом сердце. Возможно, переворот ей и не совершить, но Шу была уверена, что сможет хотя бы больно ударить тех, кто столько лет издевался над её народом. И остаться в памяти драконов справедливой и сильной королевой, до последнего отстаивавшей права своих подданных.
Тяжелее всего было слушать выступление Димы. Такой родной голос, наполненный чужими интонациями и вещающий с кафедры об ужасных вещах, сводил Шу с ума. Дима без стеснения рассказывал о своём свидании с королевой, обличая её намерения выяснить его имя.