– Нет, нет. Что вы делаете по части расследования? – Мановением руки он указал на одно из низких золоченых кресел по другую сторону стола и, взяв ручку, забарабанил ею по столешнице.
– Я беседовал со вдовой и еще двумя лицами, бывшими в гримерке. Я разговаривал с судмедэкспертом и теперь знаю точную причину смерти.
– Это все мне известно. – Патта забарабанил быстрее, не пытаясь скрыть раздражения. – Иными словами, ничего существенного вам выяснить не удалось?
– Можно сказать и так, синьор.
– Знаете, Брунетти, я столько передумал насчет этого дела, – изрек Патта голосом тяжелым и грозным, будто всю ночь накануне готовился по книжке Макиавелли, – и по‑моему, было бы разумно вас от него отстранить.
– Слушаюсь, синьор.
– Полагаю, я мог бы передать его для расследования кому‑нибудь другому. Возможно, проку будет больше.
– Кажется, Мариани сейчас свободен.
Вероятно, вице‑квесторе стоило неимоверного усилия не взвиться от ярости при упоминании этого самого младшего из трех комиссаров полиции, отличавшегося безукоризненным характером и непроходимой тупостью, известного также тем, что должность свою он получил в приданое – его жена приходилась племянницей прежнему мэру города. Брунетти знал, что другой его коллега занят по горло, разбираясь с трафиком наркотиков в Маргере.
– А можете и сами этим заняться… – задумчиво предложил Брунетти, и, выдержав вызывающую паузу, добавил: –… синьор.
– Да, такая возможность остается всегда, – сказал Патта, то ли не уловив издевательства, то ли решив его проигнорировать. Потом извлек из стола пачку русских сигарет в темной обертке и вставил одну в свой ониксовый мундштук.
Смотрится неплохо, подумал Брунетти; цвет подобран со вкусом.
– Я пригласил вас, потому что мне уже неоднократно звонили – и пресса, и Высокие Инстанции, – сообщил Патта, тщательно, именно что с большой буквы выговаривая два последних слова. – И они крайне обеспокоены, что вы ничего еще не сделали, – на сей раз ударение на «вы». Он элегантно выпустил дым и посмотрел сквозь Брунетти. – Вы меня слышите? Они недовольны.
– Я так и предполагал, синьор. Никто не виноват, что мне достался убитый гений.
То ли ему показалось, то ли Патта в самом деле зашевелил губами, повторяя за ним последнюю реплику, – может быть, рассчитывая небрежно бросить ее сегодня за обедом.
– Да, разумеется. – Губы вице‑квесторе снова беззвучно шевельнулись. – Никто не виноват, – Тут голос Патты сделался глубже и проникновенней: – И все же я так скажу вам: виновного придется найти.
Брунетти не приходилось прежде слышать более лапидарной формулировки идеи правосудия. Вероятно, сегодня за обедом Патта ею тоже воспользуется.
– Отныне, Брунетти, я требую, чтобы ваш письменный рапорт ежедневно ложился ко мне на стол не позже … – Он замешкался, припоминая, когда открывается учреждение. Припомнил: – восьми утра.
– Слушаюсь, синьор. Это все? – Брунетти было безразлично, какой рапорт от него требуется, письменный ли, устный, – все равно отчитываться нечем, пока он не выяснит, что за человек был убитый.
– Нет, не все. Чем вы сегодня намерены заняться?
– Собирался пойти на похороны. Они начнутся через двадцать минут. И еще хотел сам просмотреть его бумаги.
– И все?
– Да, синьор.
Патта засопел.
– Неудивительно, что у нас до сих пор никаких результатов.
Это можно было понять как сигнал, что встреча окончена, и Брунетти поднялся и двинулся к выходу из кабинета.