– Обращаясь к исполнительнице главной партии сегодняшнего спектакля, комиссар не мог не поддаться искушению заговорить цветистым оперным стилем, словно тоже играя свою роль.
Она снова кивнула, ни словом не облегчив ему тяжесть ведения беседы.
– Я хотел бы поговорить с вами о смерти маэстро Веллауэра. – Он глянул на другую женщину и добавил: – И с вами тоже, – оставив на усмотрение любой из них сообщить имя этой другой.
– Бретт Линч, – сообщила прима. – Моя подруга и секретарь.
– Имя, по‑видимому, американское, – предположил комиссар, обращаясь к его обладательнице.
– Да, – ответила за нее синьора Петрелли.
– В таком случае, может быть, нам лучше продолжить беседу по‑английски? – предложил он, втайне гордясь легкостью, с какой умел переключаться с одного языка на другой.
– Нам будет проще это сделать на итальянском, – наконец проговорила американка, продемонстрировав идеальное, без тени акцента, владение им. Его реакция, совершенно непроизвольная, не ускользнула от внимания обеих женщин. – Если только вы не предпочитаете говорить по‑венециански, – добавила она, небрежно перейдя на местное наречие, которым тоже владела прекрасно. – Но тогда Флавии будет трудно следить за нашей беседой. – Это была жестокая оплеуха, и Брунетти понял, что нескоро теперь ему захочется снова блеснуть своим английским.
– Тогда давайте по‑итальянски… – Он обернулся к синьоре Петрелли. – Вы не могли бы ответить на несколько вопросов?
– Разумеется, – ответила она. – Не желаете присесть, синьор…
– Брунетти, – подсказал он. – Комиссар полиции.
Этот титул не произвел на певицу особого впечатления.
– Не хотите ли присесть,
. Вот и все.
– И это был единственный раз, когда вы разговаривали с маэстро?
Прежде чем ответить, она бросила взгляд на другую женщину. Комиссар не сводил взгляда с певицы, так что не знал, что выразило в этот момент лицо той, другой. Пауза затянулась, и он уже решил повторить свой вопрос, когда сопрано наконец ответила:
– Нет, я больше с ним не виделась, – не считая, разумеется, того, что, как вы отметили, я видела его со сцены, – и больше с ним не разговаривала.
– Совсем?
– Совсем, – тотчас же ответила она.
– А в антрактах? Где вы находились?
– Здесь. С синьориной Линч.
– А вы, синьорина Линч? – спросил Брунетти, произнеся ее имя с минимально возможным акцентом, что стоило ему неимоверных усилий. – Где вы находились во время спектакля?
– Здесь, в гримерной – почти все первое действие. В конце спустилась на
, а потом опять пришла сюда.