Вспыхиваю. Ах, так?! Да я узнаю все, что только будет в моих силах. Еще и сама к этим вашим сиренам схожу.
Не горячись, Ден, мужской молодой голос. Все же недавно она потеряла родителей.
Ден недовольно фыркает.
Два года назад. Пора бы смириться с тем, что их у нее забрали.
В игру вступает все та же женщина, которая пару раз говорила до этого.
Я считаю, что девочке нужно рассказать правду. Она имеет право знать, что Алиса и Андрей Лазуровы не просто пропали без вести.
Когда я шла сюда, я не думала, что услышу что-нибудь важное. Хотела верить, что они действительно собрались на чаепитие. Потом была готова к любой правде, даже фантастической. Но не к такой. Не к той, что затронула моих родителей и их смерть.
И если раньше я еще могла остановиться в своем расследовании. То не теперь. Не теперь, когда мне известно, что они не пропали. Что в их смерти виновато не море, не обычный шторм.
Сижу, словно каменная статуя. Обхватив колени руками. По щекам текут слезы. Все эти признания вновь разбередили только поджившую рану.
Ей нельзя ничего говорить. Иначе раскроется не одна тайна.
VII
Первый порыв вскочить на ноги и убежать отсюда как можно дальше. Собрать вещи, сесть на самолет и улететь обратно в Москву, в двушку на окраине города. Где меня никто не ждет. Где вторая комната пустует, а по квартире гуляют сквозняки. Рухнуть на вечно разобранный пыльный диван и, обняв старую игрушку, которую мне подарили на шестой день рождения, разреветься во весь голос. Уткнуться носом в плюшевый живот любимого пса и долго плакать, пока не закончатся слезы.
Но я заставляю себя остаться на месте, хотя желание выбросить из головы все эти разговоры, новости, которые я только что узнала, весь этот поселок целиком, слишком велико.
Закусываю губу, чтобы как-то образумить себя и не вломиться в дом Виталины с криками и требованиями все объяснить. Руки сжаты в кулаки, так что ногти впиваются в ладони.
Я закрываю глаза и несколько раз глубоко вдыхаю. Надо уходить отсюда. Я услышала намного больше, чем планировала. А участники собрания снова стали обсуждать возможные переговоры с сиренами.
Не будут они с вами беседовать. Даже со мной не захотели. А я-то им рыбки наловила, звонкий голос Дины пробивается сквозь мои мысли. А они. Смотрите, до сих пор царапины не зажили. За эти мучения я просто обязана с вас потребовать горячую ванну с морской солью. Только пусть будет без резкого запаха. От прошлого у меня болела голова. О! И суши! Хочу суши! А то есть несоленую сырую рыбу уже омедузело.
Я слишком расстроена и подавлена, чтобы обращать внимания на странные требования Дины, и ее интересные выражения. Хочет суши пусть ест. Я же хочу в кровать и спать. Только бы забыть все эти бредовые тайны и сплетни о сиренах, странном исчезновении моих родителей и о том, что еще может открыться.
Прокрадываюсь к калитке, стараясь не шуметь. Отпираю щеколду, распахиваю дверцу и выбегаю прочь отсюда. Домой, в кровать. Мне уже неважно, пусть по скрипу они поймут, что кто-то был на участке. Ничего не важно.
Как я ревела, когда узнала, что родителей не нашли. Как правдиво врала мне тетка, когда говорила, что они еще могут вернуться. Она уже тогда знала, что на самом деле произошло. Что они не пропали, а погибли. Были убиты. Сиренами ли? Этого я так и не узнала.
Собираюсь вернуться в дом, как нормальный человек, но спохватываюсь, заметив знакомый силуэт. Вновь приходится пробираться задворками, подлезать под сеткой, пачкая джинсы и водолазку о сырую землю, залезать в теткино окно, предварительно сняв грязные кроссовки, с налипшими на них комьями.
Винтовая лестница. И падаю поверх покрывала, даже не раздеваясь. Лишь кроссовки успеваю зашвырнуть под кровать.
Ночь проходит без сновидений, чему я несказанно благодарна. С утра меня будит стук в дверь.
Морена, ты завтракать будешь? А то я уходить собираюсь, само очарование для человека, скрывающего такую важную правду.
Буду, бубню в подушку.
Что?
Буду! специально приподнимаюсь над подушкой, чтобы женщина услышала, мой голос просто пропитан раздражением.
Тогда спускайся, и звук удаляющихся шагов.
Стягиваю с себя водолазку и джинсы, тщательно изучаю нанесенный им ущерб и швыряю вещи под кровать. Пелагея уйдет постираю. Из шкафа выбираю цветастую футболку и шорты.
Зеркало показывает мне совершенно неподобающую картину. Хвост съехал набок, куча петухов примостилась на макушке. Глаза красные, зареванные. На опухшем лице отпечатались следы от подушки.