Если бы псу не пришла в голову счастливая мысль залаять, мы бы сейчас с вами не сидели у этого камина. В последнюю секунду я успел забаррикадироваться в своей комнате. Хвала небесам, в ней оказался телефон, и я смог вызвать полицию. Полицейские уложили на месте двоих из пяти нападавших. Остальные были отправлены в концлагерь. Но мне передали, что рано или поздно они до меня доберутся...
Слушая мой рассказ, Медина задумчиво массировал свои бледные щеки.
– За тринадцать лет ненависть затухает или же находит себе другой объект.
– Это не тот случай. В Испании я дважды едва избежал смерти. Видимо, мне не остается ничего другого, как жить в тени на нелегальном положении.
Почувствовав, что галстук душит меня, я ослабил узел.
– Ничего не поделаешь, проигравший должен платить. Это основное правило любой игры.
– У вас так много грехов на совести, что вы столь смиренно покоряетесь судьбе?
– Вовсе нет. Я никогда никого не предавал. Вам известна горячность моей натуры. Я из так называемых "заведенных", если пользоваться тарабарским языком нашего времени. Напомнив всем, что Франция после столетий войн стала ближайшим союзником Англии, я высказал предположение, что она с таким же успехом может, в конце концов, подружиться и с Германией. К сожалению, я начал проповедовать эту точку зрения не в самый удачный момент. Сейчас меня за мои рассуждения наградили бы орденом Почетного легиона. В жизни страшнее всего оказаться несвоевременным.
Медина улыбнулся.
– Вы правы. Беда в том, что уместность и своевременность определяются шестым чувством, своего рода особым чутьем. А обыкновенный человек, такой, как я, например, располагающий лишь пятью органами чувств, должен быть осторожным...
Он замолчал, устремив свой взгляд на жену, которая внесла поднос с кофе. Женщина была одновременно миниатюрной и пухлой. Прежде всего бросалась в глаза ее породистость. Очень немногие женщины могут этим похвастаться. Любой из ее жестов был преисполнен элегантности. Весь ее облик был гармоничен и вместе с тем трогателен. В ней прельщало решительно все: молодость, свежесть, изысканная любезность. Внешне она производила впечатление человека жизнерадостного, волевого и здравомыслящего.
Протянув мне чашку с кофе, она внимательно посмотрела на мужа, словно ожидая приглашения. Видимо, она была очень послушна.
– Садись, – пригласил Медина.
Женщина расположилась в некотором отдалении от нас. Когда она усаживалась, на какую-то долю секунды ее домашнее платье из розового шелка распахнулось, приоткрыв восхитительную ножку идеальной формы.
– У вас, я полагаю, осталось состояние? – спросил Медина.
– Состояние у меня имелось. Но, как крестьянский сын, я все свои сбережения вложил в недвижимость, поступив как истинный мужлан. Мое добро было конфисковано.
– На какие же средства вы жили до сих пор?
Видимо, почувствовав некоторую бестактность своего вопроса, Медина смутился.
– Извините меня, месье Руа, сказывается профессиональная бесцеремонность.
Я улыбнулся.
– Ничего страшного, вполне естественно, что вас это интересует. У меня было также немного золота и ценностей, которые я сумел вывезти. Но этот источник, увы, давно истощился. Необходимо начать что-то делать.
– Что же именно?
Я достал из кармана ручку и принялся вертеть ее в руках.
– Вот мое основное орудие труда. Надо вновь открывать фабрику по производству трепотни.
Он улыбнулся.
– Наверняка вы давно снедаемы тягой к перу?
– Еще как!
– Под каким именем вы собираетесь объявиться?
– Не имеет значения.
– А в какой газете? – Медина задал этот вопрос с плохо скрытой настороженностью.
– В этом вся загвоздка. Я не смог уследить за изменениями в газетном мире и теперь не знаю толком, как мне туда внедриться.