Есть ли «Взгляд» в природе?
Этот вопрос, ясное дело, задавал лишь коллегам-телевизионщикам:
«В своей работе что-либо использовали взглядовское или такого нет в природе».
Иван Усачев:
«Если честно, то нет. Особых навыков у нас не было. По сути, мы делали расширенные интервью или короткие документальные фильмы в советском стиле длинные синхроны, которые перемежались не менее длинным видеорядом без закадрового текста. Другие жанры не были популярны. Я пришёл на ящик из Иновещания. Там я научился стандартам американского информационного ТВ, которые предполагали сенсационную начитку и яркий видеоряд. Наши программы мне казались несколько затянутыми, за исключением отдельных работ».
Иван Кононов:
«Наверное, есть [такое в природе].
Раскрепощенность, неформальное общение в студии, залихватская манера ведения и съёмок.
Я думаю, что подспудно все мы развивались под взглядовским влиянием.
Хотя, в свою очередь, «Взгляд» мог появится только в «молодёжке», которая всегда славилась своими креативными кадрами, продвинутыми передачами передовым взглядом на жизнь и общественные процессы».
С А. Политковским
Михаил Дегтярь:
«Мне всегда очень нравилась репортерская работа Саши Политковского, его желание и умение вливаться в совершенно чуждые для него самого ситуации и становиться там своим, родным.
Но впоследствии в своей репортерской работе я эти приемы не использовал, время все же изменилось и требовало других репортёрских рецептов.
В остатке
Вопрос, на который у меня самого ответы, между прочим, нет и не планировалось даже в конце 80-х. «Что было самым заметным и достойным в этом проекте?».
Алексей Вишневецкий:
«Самое заметное в проекте. Студия, наверное. Первое, что бросилось в глаза (эффект телевидения). Не было никогда таких студий, все было скучно и правильно. А тут открытие. И уже потом музыкальные клипы, репортажи».
Андрей Вульф:
«Сложно сказать. Темы, ведущие и их внешний вид, атмосфера, интонация, музыка. Это был очень честный и прорывной проект для своего времени».
Владимир Глазунов:
«Самым достойным в этом проекте была сама возможность говорить открыто, без прекрас. Моментальная реакция на события в СССР, возможность добраться до первых лиц».
Александр Гутин:
«Честность. Я не буду долго разглагольствовать. Но меня тогда привлекала именно честность. Ну, так я ощущал это. На фоне той каши, которой кормили нас до Взгляда, эта честность была на грани шока».
Михаил Дегтярь:
«Что-то особо выделять не буду главное, что мы почувствовали дыхание нового времени. Стало понятно, что эта новая сила сметет старую. Конечно, никто не мог предугадать, чем все это закончится, но было замечательно жить в ожидании больших перемен».
Александр Кондрашов:
«Правда. Ведущие в прямом эфире говорили то, о чём шептались все. Задавали те же вопросы. Они олицетворяли недовольство, концентрировали ярость масс в борьбе за правду, за справедливость».
Слава Коновалов:
«Самым заметным была манера подачи информации и вообще поведение ведущих открытое, свободное, свойское но без пошлого панибратства, без тэвэшного заигрывания с «публикой». В принципе, после «Взгляда» ни одной программе не удалось (да и пытались ли?) создать такую атмосферу в студии, выстроить такой канал общения со зрителями.
Наверное, это было возможно только и исключительно в то время и исключительно той группой людей?».
Лариса Кривцова:
«Самым заметным для меня были видео эксперименты, которые проводил Саша Политковский и Валера Комиссаров».
Владимир Легойда: Совсем другое общение
Владимир Легойда:
«Новая тональность. Совсем другое общение. Разговор, которого раньше не было и быть не могло».
Татьяна Луговых:
«Абсолютная честность. По крайней мере мне тогда так казалось. Мы верили этим ребятам, поскольку если не они, то кто тогда говорит правду?
Это просто был диалог со зрителем, чего не было до них.