Начала не помню. Клянусь тебе! Тогда это было так неважно. Ты это было неважно. А конец
В комнате царил полумрак, горела красная лампа. Он печатал фотографии, хотел успеть до её отъезда. И что-то говорил, «важное», наверное, но её это совсем не касалось. А он был увлечён, но потом заметил и сказал грустно, однако, старательно пряча свою грусть: «Опять ты из каких-то глубин. Ну, и как впечатление?» «Никак». «Не хочешь поделиться?» «Нечем. Я как сосуд без дна: всё, что падает, тут же исчезает, только по стенкам течёт, да и то не внутри, а снаружи». Ей хотелось поскорее закончить, всё: и разговор, и печатанье, и саму эту встречу. Просто хотелось спать. И как-то не очень верилось, что ему это может быть интересно. Он просто исполнял однажды принятую на себя роль и пытал, тянул из неё последнее.
«Ты почему-то любишь всё разделять на внутреннее и наружное. Ты придаёшь этому какое-то особое значение?» «Конечно, в связи с собой» «То есть? Ты, по-моему, и внутри, как снаружи, и, если б сделать наоборот, ты б ничуть не проиграла» «Ошибаешься, миленький. Что ты знаешь? Внутри у меня всё изрезано, искорёжено, всё в шрамах! Если б случилось так, как ты говоришь, люди бы шарахались от меня, как от прокажённой, и это было бы справедливо».
И это был последний разговор! О чём говорили! Неправда! Она хотела его спасти! Или себя от ещё одного шрамика? от царапинки?
Он успел крикнуть только имя и: «Я здесь!»
«Лиза, я здесь!» А потом всё! дышать-то хотя бы можно? Пошли вы все вон. Надоели, вот что
Какой тяжёлый, тёмный бред, как эти выси мутно лунны. Касаться скрипки столько лет и не узнать при свете струны. Кому ж нас надо?
Что это вы шепчете?
Доктор? Как вы подкрадываетесь! Я молюсь.
Вы? Это интересно. И о чём?
Всё, что должно быть, да сбудется и поскорее! Надоело ждать! произнесла она замогильным голосом, а в конце рассмеялась.
Та-ак, Владимир Николаевич снял очки, повертел их в руках, исподлобья рассматривая её. Что-то ты стала много улыбаться.
Так уговор же!
Какой уговор? Не припоминаю.
Лиза обнаглела окончательно и, как мальчику, лукаво погрозила ему своим костлявым пальцем.
Ай-я-яй, доктор, нехорошо!
Ты когда-нибудь будешь называть меня по имени-отчеству?
А вы когда-нибудь отпустите меня погулять? и переведёте в общую палату!
Ага, вот как раз по поводу палаты. Тебя ожидает один сюрприз. Спасибо, что напомнила.
кто зажёг два лика жёлтых, два унылых. И вдруг почувствовал смычок, что кто-то взял и кто-то
И везде этот кто-то! А я-то его видела не часто, всего несколько раз. Это было жутко. Нет, сам он совсем не страшный красивый, молодой и такой нестерпимо уверенный в себе и в тебе если он захочет. Наглый такой! Всё время со своей улыбочкой и напоминает я никак не могу понять кого, но что-то очень близкое, нестерпимо знакомое. Кажется, ещё немного, и станет ясно, но я никак не могу, не могу вспомнить, только голова болит, просто раскалывается, если я об этом думаю, точно я нарушаю какой-то запрет. Он не желает быть узнанным, встречается в людных местах, за чьими-то спинами, растворённый в чьих-то улыбках
А ты могла бы его нарисовать?
и всегда он стоял на дороге прощальной из полуночной смуты, из мути зеркальной выходил с потемневшим лицом.
А если один на один? О, чур меня! Тогда это конец! Я боюсь его. Он дерзок и циничен, но непонятно до какого предела. Ведёт, ведёт за собой через толпу, потом бросит, подстроив какую-нибудь каверзу, а когда кажется, что погибель и нет возврата неожиданно появится вновь, проявляя великодушие, и спасёт. Но на него нельзя положиться!.. Просто какой-то мальчишка, вечный Нет, уйти и от него, и от всех. Неужели нельзя хотя бы раз оставить его в дураках? Хотя бы раз, пусть и последний в этой жизни. Последний Я жгу последнюю свечу. Шепчу последнее проклятье Да, я не знаю, кто он, но я точно знаю, как его зовут, этого мальчика. У него очень простое имя, всего три буквы. И это это всё из-за него, это из-за него у меня ничего не получается с другими! Я даже сначала не поняла, что он не человек. Когда увидела его первый раз
А когда это было, Лиза?
Когда-нибудь наверное, уже очень скоро! я увижу его так близко, как это уже было однажды вы знаете, он вдруг вошёл и сел, он был немного пьян и очень весел, и взгляд его из отдалённых кресел пугающе-восторженно блестел