Вечером дежурила Тоня тихая, медлительная молчаливая. От её широкого лица в обрамлении тёмных роскошных волос струился мягкий свет и умиротворённость. Она никогда ни о чём не спрашивала и охотно позволяла не замечать своего присутствия.
Снятые с руки, тихо тикают часы на тумбочке. Из коридора послышались голоса, звуки телевизора и даже смех.
Тоня повернула голову, брови её удивлённо поползли вверх, но она встала и вышла, не проронив ни звука, так хотел доктор.
Вся палата была погружена во мрак, только на тумбочке у изголовья стояла зелёная лампа, образуя на полу салатовый неподвижный полукруг, прихватывающий кусочек постели и тумбочку, где тихо тикали часы. Теперь в этом полукруге возник доктор.
Вы что опять объявляете мне протест? обычно мягкий голос доктора прозвучал нарочито резко.
Полная неподвижность узкого лица на подушке. Черты его заострились так, что, кажется, проведи по ним живой ладонью, останется след. Доктор протянул руку, медленно провёл ею в воздухе ото лба к подбородку, ощутил лёгкое дыхание. Губы её шевельнулись, произнеся:
Почему вы так решили?
Я пришёл к вам вы даже не обернулись.
Она молчала. Владимир Николаевич сел на табуретку в тени, направил на неё свет лампы, нажал какую-то кнопку. Свет часто, ритмично замигал. Некоторое время вспыхивание и угасание происходило при полном молчании. Бокс, изученный до последних намозоливших глаза мелочей, предстал вдруг чем-то иным, чем-то таким, что лишено определённого места в пространстве: это было похоже на сон или на ту степень задумчивости, когда перестаёшь видеть и слышать окружающее, идёшь, сам не замечая куда, ведомый единственной мыслью или даже не мыслью вовсе, а глубокой сосредоточенностью на том, что только после станет мысль.
Она уже догадалась, что это, но это не была ещё чужая власть, а просто своё, ранее дремавшее, а теперь проявившееся желание говорить. Она была уверена в том, что, если захочет замолчать замолчит.
Теперь появился голос спокойный, отрешённый. Он шёл из темноты, и вполне мог быть её собственным.
Эсмеральда Откуда это имя? Почему Эсмеральда?
Ну, как вы не хотите поверить?
Поверить чему, Эсмеральда?
Тому, что я давным-давно всё делаю просто так, ни почему. Я с детства воображала себя цыганкой. Мне хотелось уйти в табор!
Тебе и сейчас этого хочется, Эсмеральда?
А что такое хочется? Я больше не знаю, что это значит. Мне хочется только того, что я могу исполнить или получить сию же секунду. Если мне не захочется сейчас говорить, я закрою рот и буду молчать. Если бы я так же, по своему желанию, могла перестать дышать, я бы это сделала.
Тебя что-то тяготит? Расскажи мне
Не могу Какая пустота, и этот снег за окном белый и холодный Зачем снег? А в Африке сейчас жара, и чёрные негры бегают по раскалённому песку, и море плещется у скал Что, может русская душа так устроена? Но если русский человек подобен русской природе, то за зимой непременно наступит весна, непременно Впрочем, какая я русская? Во мне украинская кровь, и польская, и азиатская ещё бы цыганской! Да, наверное, есть и цыганская! Не может быть, чтоб не было. Наверное, есть И всё такое тёплое. Не люблю, когда холодно! Не могу, когда такая пустота вокруг, и эти белые голые стены, и иней на стёклах ничего не видно Ведь это неправда, что человек, бегающий по песку под жарким тропическим солнцем, устроен и чувствует так же, как тот, на холодном ветру, под дождём С точки зрения вечности люди бесполезны! На холодном ветру, под дождём, когда вот-вот взлетит самолёт и автобус с жёлтыми фарами лучами разрезает тьму и нет! Не вспоминать! Уберите свет! Я не хочу больше говорить!
Свет погас. И снова голос тихий, вкрадчивый, баюкающий:
Ты устала, но теперь всё позади. Тебе тепло, хорошо. Ты чувствуешь приятный покой во всём теле. Тебе хочется спать. Спать. Спать!
Вокруг всё стало гибким, обволакивающим, принимающим в себя, но она ещё старалась держаться на поверхности. Однако то, что было не она, делалось всё настойчивее, оно ласкалось и окружало, как разогретый морской песок, как мягкое тёплое облако, и она, наконец, отдалась ему полностью.
Доктор опустил ладонь на её лицо. Лоб у неё был влажный. К вискам тяжело приливала кровь. Постепенно глаза его привыкли к темноте, и он увидел её лицо. В полумраке не различить было синяков и царапин, и оно белело строгое и тонкое. Владимир Николаевич опустился на колени, чтобы лучше рассмотреть её. Точёный профиль с изящным, плавно изогнутым носом, маленький, твёрдо сжатый и в то же время удивительно нежный рот. Он убрал со лба растрепавшиеся пряди волос и с напряжением всматривался в её лицо. На душе становилось тревожно. Нет, не похоже, совсем другие черты, но сквозь эти черты, как сквозь вуаль, с неумолимой ясностью проглядывало другое лицо Обман зрения или шутки исстрадавшейся памяти? Или я сам медленно схожу здесь с ума от боли и одиночества?