Она замолчала так же неожиданно, как начала. Она уже не лежала сидела, подперев спину подушкой, и смотрела куда-то мимо Ани, покусывая ногти. Ане же сидела так, как будто всё ещё продолжала слушать.
А что дальше? спросила она, не меняя позы и не переводя взгляда. Голос рассказчицы, да и сам рассказ, который так неожиданно начался и так же неожиданно оборвался, странно подействовали на Аню: она погрузилась в оцепенение, в то время как перед глазами ясно проплывали картинки прикованного мальчика, плачущей девочки, грибного дождя я и красного шара, точно она спала и видела яркий сон.
Дальше? переспросила больная, деловито поправляя постель. А что должно быть дальше? Это ведь сказка, а не роман с продолжением.
А мальчик? Он так и остался сидеть в этой хижине?
Не думаю. Скорее всего, он вырос и без труда порвал эту цепь она ведь, наверное, была игрушечной.
А девочка?
Она снова улеглась, укрылась одеялом под самый подбородок.
Девочка? Она перед вами, и закрыла глаза.
Ну, к тому времени мы уже знали, кто она, хотя сама она, кроме вымышленного имени Эсмеральда, ничего сообщить не пожелала. Она всё время напряжённо думала о чём-то, сама поставила себе диагноз: отвращение к жизни. Но у таких людей обычно пропадает чувство юмора, а эта особа даже шутила сама, чем завоевала расположение медперсонала.
И ваше?
Моё?.. Давайте не будем торопиться. Спешить надо медленно, как говорили римляне.
Владимир Николаевич!
Да, Анюта!
А она мне сказки рассказывает Я думаю, что это, может быть, и правда, а может, это её сон.
Сон? Очень интересно! Вы записали, как я вас просил?
Конечно, я всё записываю, как вы и просили. Вот.
Спасибо, Анюта! Цены вам нет! И мы с вами вместе спасаем человека.
И спасём?
Обязательно спасём, милая.
Дверь приоткрылась неслышно, не рывком, как всегда, и Владимир Николаевич вошёл тоже как-то не совсем обычно боком, что при его солидности выглядело смешным, но смеяться было некому его не замечали.
Все тайны мира, вселенной придуманы человеком. Тайна это не объективно существующая вещь. Тайна подразумевает существование стремящегося её разгадать. Если бы не было человека, то не было бы и тайн. Сама вселенная мало интересуется собственным устройством, потому что он бесполезен, её интерес, если бы таковой и появился. Человека же всегда окружают тайны, потому что он слишком много на себя берёт. Зная лишь крупицу того, что можно узнать, он стремиться изменить всё сущее. В разгадках тайн мироздания, бытия человек ищет смысл и оправдание своего собственного существования. Тайна миф, она существует только до тех пор, пока существует человек, интересующийся ею. Значит, и смысл жизни это миф, выдумка, и жизнь человека имеет оправдание только в его собственных глазах. С точки зрения вечности люди бесполезны. Может, даже вредны. Хотя природа не создаёт ничего бесполезного, бессмысленного, просто мы сами не знаем, для чего предназначены. Понятие «смысл» тоже искажено человеком, который везде и во всём ищет собственной выгоды А может, люди нужны только для того, чтобы накопить колоссальный заряд энергии, который, высвободившись, даст новый импульс развитию вселенной? Может быть, цивилизации, все, которые существовали и будут существовать, это и есть perpetum mobile!.. Но неужели, она не могла бы справиться без нас?..
Вечером дежурила Тоня тихая, медлительная молчаливая. От её широкого лица в обрамлении тёмных роскошных волос струился мягкий свет и умиротворённость. Она никогда ни о чём не спрашивала и охотно позволяла не замечать своего присутствия.
Снятые с руки, тихо тикают часы на тумбочке. Из коридора послышались голоса, звуки телевизора и даже смех.
Тоня повернула голову, брови её удивлённо поползли вверх, но она встала и вышла, не проронив ни звука, так хотел доктор.
Вся палата была погружена во мрак, только на тумбочке у изголовья стояла зелёная лампа, образуя на полу салатовый неподвижный полукруг, прихватывающий кусочек постели и тумбочку, где тихо тикали часы. Теперь в этом полукруге возник доктор.
Вы что опять объявляете мне протест? обычно мягкий голос доктора прозвучал нарочито резко.
Полная неподвижность узкого лица на подушке. Черты его заострились так, что, кажется, проведи по ним живой ладонью, останется след. Доктор протянул руку, медленно провёл ею в воздухе ото лба к подбородку, ощутил лёгкое дыхание. Губы её шевельнулись, произнеся: