Да, хорошо.
Даша побежала вниз, а Хохол сел на полу, спокойно дотянулся до пачки сигарет, закурил, прислонившись к ножке стола. Ну, да, обманул доверчивую Дашку, а что делать? Все должно быть натурально.
Через час он уже лежал на кушетке в приемном покое и делал вид, что вот-вот умрет от боли. Возле него стояли трое охранников и девочка-регистратор, заносившая данные в историю болезни. Наконец появился и Кулик, мельком глянул на искаженное мученической гримасой лицо пациента и распорядился:
Сразу в хирургию, будем наблюдать.
Пацаны домой езжайте пробормотал Хохол. С Дашки и Егора глаз не спускать порву!
Да поняли мы, Жека, отозвался худой, черноволосый Аскер. Доктор, а он надолго?
В смысле? не понял вопроса Кулик.
Ну, Петрович наш надолго здесь?
А-а! Это как пойдет. Если аппендицит прооперируем, недельку полежит, если другое что будет видно. Но в любом случае сегодня он здесь останется, мало ли.
Охрана покинула приемный покой, а Хохла уложили на каталку, и две молодые санитарочки с трудом покатили ее в хирургию.
В сорок пятую его, в двухместку, распорядился шедший следом Кулик. Перекладывайте, я сейчас зайду.
Он удалился в ординаторскую, а Хохол, которого девчонки ввезли в пустую палату, сказал:
Не надсаживайтесь, я сам, и перебрался на кровать.
Оставшись один, он встал, прошелся туда-сюда по чистой, прохладной комнатке, потом приник ухом к стене там, справа, в большой одноместной палате лежала Марина. Кулик организовал все очень грамотно, никому из персонала и в голову не приходило, что это та самая Наковальня. Она лежала под чужой фамилией, обритая наголо, похудевшая уже до неузнаваемости, с забинтованным лицом на всякий случай. Но была жива и на остальное Хохлу наплевать, только это важно.
За стеной ничего не происходило, никаких звуков не слышалось, да и как могло Марина без сознания, шуметь некому. Дверь открылась, и в палату вошел Валерка, укоризненно покачал головой:
Зачем встал?
Не гони, Валера, со мной все в порядке.
Я тебе покажу в порядке! загремел Кулик, поняв, что его провели. Зачем приперся?!
Валерка я не могу ты не представляешь, что это такое знать, что она есть и не видеть ее.
Да?! А зачем тогда ты все это замутил?! зашипел Кулик, приближаясь к нему вплотную. Я каждый день вынужден объясняться с главным врачом по поводу того, что у меня в одноместке лежит невесть кто!
Деньги-то я проплатил пусть твой главный заткнется! перебил Хохол, зло сверкнув глазами.
Ты же понимаешь то, что упало в больничную кассу, нашего главного волнует мало, вздохнул Валерка, садясь на стул у окна.
Я понял, кивнул Женька. Завтра пацаны привезут отдашь ему, скажешь, нашлись родственники, но приехать не могут. И пусть больше рот не разевает, иначе грохну.
Если бы все в жизни решалось так просто! Ну, что пойдем? Сейчас у сестер пересменок, в коридоре никого, тебя не увидят. Ты ж на ночь собрался остаться, насколько я понимаю? Хохол кивнул. Ладно, придумаю что-нибудь, чтобы вас не трогали.
Кулик поднялся и пошел к двери, Женька проследовал за ним. Почти бесшумно он проскользнул за Валеркиной спиной в соседнюю палату, защелкнул замок и только после этого, набрав в грудь воздуха и выдохнув, повернулся к стоящей почти у самого окна кровати. Маринина голова была повязана белой косынкой, глаза, обведенные темными кругами, закрыты, ресницы чуть подрагивали. Обе руки привязаны к раме кровати, и эти брезентовые ленты привели Хохла в ярость. Он распутал узлы, освобождая тонкие запястья, взял правую руку в свои, поднес к губам:
Котенок мой здравствуй, любимая это я, Женька.
Она не отреагировала, но Хохлу это было неважно, он и не ждал. Главное, что она жива, пусть пока и не отвечает, не видит, не разговаривает.
До самой ночи Хохол возился с Мариной, менял постель, умывал, обтирал губкой. Часов около десяти зашел Кулик, осмотрел пациентку и сам подключил капельницу с белковой смесью.
Валерка, что ж она так похудела? грустно спросил Хохол, наблюдая за тем, как раствор каплями падает в прозрачную трубку, а из нее стекает в подключичный катетер.
Кулик промолчал. Спорить с Хохлом и возражать бесполезно когда дело касалось Марины, тот вообще терял способность рассуждать здраво. Посидев еще немного, Валерка ушел к себе в ординаторскую, а Хохол осторожно прилег на край широкой кровати, обнял неподвижное тело Марины, уткнулся лицом в шею и застонал от собственного бессилия.