К моему глубокому сожалению, я не католичка и вообще не особо верю в бога. Но вам спасибо за совет, сестра.
По напряженному тону монахиня поняла, что вторглась туда, куда не стоило бы, а потому поспешно извинилась и встала.
«Что за вид у меня постоянно каких-то странных людей притягиваю», с досадой подумала Коваль, тоже поднимаясь со скамьи. Заходить внутрь церкви она уже не стала, пошла к машине.
Ресторан находился рядом с портом, одна из его террас «висела» прямо над Эйвоном и называлась «рыбной террасой», именно там собирались любители рыбных блюд. Была еще «украинская терраса», как дань уважения Хохлу, и «русская», где подавались традиционные, по английским понятиям, блюда русской кухни блины с икрой, щи, пельмени, ватрушки с творогом и прочая калорийная вкуснятина. Сама хозяйка в собственном ресторане ела редко, предпочитала все-таки «Токио», но сегодня, едва войдя, уловила запах кислых щей и пирогов с капустой, а потому не смогла отказаться и попробовала и того, и другого.
Ну как, миссис Мюррей, годится? поинтересовался шеф-повар, лично подававший хозяйке заказ.
Замечательно, Энтони. Ты просто волшебник. Ты учился в каком-то особом заведении?
Поваром нужно родиться, миссис Мюррей, улыбнулся русский мальчик Антон Свидеров, выросший в городе Иркутске, а в Англию приехавший работать, чтобы накопить денег на достойную жизнь в России. Это как со вкусом в одежде он или есть, или нет, и уже никто не научит.
Соображаешь! улыбнулась Марина. Я слышала, клиенты довольны, делают заказы даже на дом?
Антон пожал плечами и промолчал не в его привычках было расхваливать себя, хотя цену себе он знал.
Можешь идти, Энтони, спасибо за чудесный обед.
Повар ушел, а Марина откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, вспоминая пироги с капустой, которые пекла Женькина бабка. Интересно, жива ли она? И что делает сейчас ее верная домработница Даша, прожившая много лет в доме Малыша? Хохол говорил, что ее забрала к себе Виолка. Как и однорукого телохранителя Гену. Марина очень привязывалась к людям, страдала от расставания с теми, кто был близок к ней. Здесь, в Бристоле, она вообще была лишена общения, если не считать работников ресторана, домработницы Сары и Хохла с Егоркой. Не то чтобы она страдала от этого, но иногда становилось совершенно невмоготу, и тогда Коваль звонила Виоле. Если была возможность, та прилетала буквально через неделю, если нет они просто болтали по телефону, и это давало Марине ощущение, что она побывала там, дома. Но это все равно было не то, не то
Марина часто вспоминала первые дни в Бристоле, когда она начала соображать и оценивать ситуацию. Открыв однажды глаза и обнаружив перед собой на стене огромный черно-белый постер с собственным изображением, она заплакала, поняв, где находится. Вошедший в спальню Хохол опустился на колени перед кроватью и по традиции взял Марину за руку:
Котенок доброе утро
Пошел отсюда! срывающимся голосом приказала Коваль, и Хохол едва не упал.
Маринка родная ты моя, котенок
Я сказала пошел отсюда!
Все, пошел, пошел, поспешно согласился он, вставая.
Из-за двери раздался его радостный вопль. Он ждал этого почти три месяца, этой первой осознанной фразы, пусть даже такой грубой. Хохол понял и причину недовольства Марина терпеть не могла Англию, Бристоль, этот дом, где все напоминало о Малыше, о том времени, что она провела здесь. Обо всех своих догадках Хохол рассказал ей потом, когда все понемногу улеглось и наладилось, когда Марина перестала возмущаться по поводу переезда и начала принимать все произошедшее как необходимую меру. Но злость на Хохла прошла не скоро, то и дело Марина набрасывалась на него с обвинениями, а он только отмалчивался.
Сейчас Коваль бывало стыдно. Но тогда она убить была готова своевольного любовника. Марина отказывалась выходить из дома, отказывалась спускаться в столовую, с Егоркой общалась только в своей спальне, лежа в постели. Мальчик забирался к ней с книжкой или альбомом и фломастерами, они читали, рисовали или писали буквы, которые до этого показал Егору Женька. Только сын заставлял Марину мириться с пребыванием в этой стране, только его доверчивые глазенки, настороженно глядящие в лицо матери. И именно Егор впервые заставил ее выйти на улицу. Это произошло через пять месяцев после переезда. Все это время упрямая Коваль провела в доме, позволяя себе лишь краткосрочные экскурсии на балкон. Она заставляла себя ходить по комнате, сначала опираясь на стулья и стены, затем уже самостоятельно. По ночам, когда все засыпали, спускалась и поднималась по лестнице. Тренировки принесли свои плоды Марина вновь стала ходить и научилась владеть своим телом, почти восстановилась после операции и последующего длительного лежания в постели.