Любопытную черту представляет собою эта робость, внезапно проявленная двадцатишестилетним, бывалым и многоопытным Пушкиным. Современный биограф имеет право не быть так доверчив, как простодушная Анна Петровна, постоянно попадавшаяся в ловушки, расставляемые ей мужчинами. План правильной осады, которую надлежало начать против новой посетительницы Тригорского, мог создаться у Пушкина еще раньше, во время его переписки с Родзянкой. Показная робость первых шагов была испытанным средством традиционной любовной стратегии. Вальмон из «Опасных Связей», начиная свою кампанию против г-жи Турвель, тоже прикидывается застенчивым и боязливым. Сверх того, в данном случае, Пушкин, так хорошо знавший женский нрав, должен был понимать, что Анну Петровну, побывавшую в школе А. Г. Родзянки, а также, вероятно, и других господ того же склада, мудрено было поразить дерзостью и бесцеремонностью. Недостаток внешней почтительности мог даже возмутить и обидеть ее, как намек на ее не совсем безупречную репутацию. По всем этим причинам мы не особенно склонны верить непривычной застенчивости Пушкина».
То есть, в чемоданчик с инструментами великого поэта входила также робость.
Не только Пушкин
Впрочем, Пушкин оказался в фокусе нашего развлекательного исследования исключительно благодаря собственной известности. Его слава ходока по женской части всего-навсего является частью его славы вообще, а поскольку вся она фантастически велика, то, соответственно, преувеличиваются, гипертрофируются и ее части. Тот же пушкинский приятель А. Н. Вульф, пусть и считался учеником Александра Сергеевича (в том числе по части обольщения), мог дать учителю солидную фору. Вульф, к примеру, вел одновременно несколько интриг. Пушкин пробовал, но у него довольно плохо получалось. Он должен был полностью раствориться в очередном предмете своей страсти, это была одна из составляющих его инструментария обольстителя. Пушкин брал чувством, Вульф умом. Учитывал характеры, просчитывал ходы. Сегодня он бы мог стать коучером по нлп. Тогда был просто ловеласом.
Оба, впрочем, зачитывались романом французского политического деятеля Пьера Шодерло де Лакло «Опасные связи» и считали именно этого автора своим настоящим учителем.
Да и сам Александр Сергеевич был, разумеется, не единственным стихотворцем, который использовал свои способности не только ради публикации в журнале, но и для позитивного воздействия на интересный пол. Просто, что называется, труба пониже дым пожиже. Вот, например, стихотворение поэта и краеведа Дмитрия Ознобишина, написанное в 1851 году:
Была пора! Мне муза молодая
Беспечною сопутницей была
И, кудрями у юноши играя,
По имени так ласково звала.
Доверчиво глядел я в очи милой,
Я лепет уст смеющихся ловил;
Надеждами, восторгом сердце жило
Была пора! я плакал и любил
Все унесло в полете быстром время,
Сроднился я с бессонливым трудом,
Чело браздит забот тяжелых бремя,
И кудрей шелк оделся серебром.
Подчас в груди встает невольный ропот,
О прошлых днях ревнивая тоска!..
Убил мечты неумолимый Опыт
Готов рыдать Нет слез у старика!
Сорокавосьмилетний «старик» посвятил эти строки одной из родственниц инспектора смоленской врачебной управы Франца Забелло. А мы, пользуясь случаем, отметим, что прием этот прикидываться стариком работал еще в позапрошлом столетии. Механизм его, в общем, понятен: нужно сделать так, чтобы восторженная барышня принялась бы тебя переубеждать нет, дескать, какой ты старик! Самый сок!
* * *
Антон Павлович Чехов не гнушался идти этим проверенным путем. Ухаживая, за гимназической приятельницей свой младшей сестры, некой Юношевой, монотонно бубнил:
Как дым мечтательной сигары,
Носилась ты в моих мечтах,
Неся с собой судьбы удары,
С улыбкой пламенной в устах
Вообще же, каждый пользовался тем, чем его одарила судьба и природа. Пушкин был поэт он, соответственно, читал стихи. Богач завлекал роскошью. Подтянутый гусар хорош был в танцах. Живописец, разумеется, писал портрет.