Хватит сипеть, сказал он тем же тоном, дыши животом, надо заснуть.
Я вроде бы и стал засыпать, как слышу: кто-то говорит женским вокалом: «Зд-равс-твуй-те» смачно, слащавенько, чуть ли не на распев.
«Зд-равс-твуй-те» произнёс кто-то за дверью. Я проснулся и осознал, что на самом деле это О. Фертов сказал: «Это я тут».
Я вскочил и распахнул дверь. Он дёрнулся как будто его застигли за непотребным и действительно: он стоял над гробом с огромным кухонным ножом.
На самом деле это не то, что ты думаешь, сказал он со злобной улыбкой помешанного.
Что? автоматически сказал я, отступая.
Ты думаешь, это бабка? Он ткнул ножом в гроб в ноги, но кажется, ничего не задев. Хрен в род! Это кокон!
Саша, было начал я.
Все вы внезапно он сделал несколько резких взмахов ножом, от которых я едва сумел увернуться.
Страшно? сказал он радостно, посмотри мне в глаза: страшно?!
Взгляд его был совсем нездешний. «Вот они, блять!» вдруг вскрикнул он и бросился ко мне, чуть-чуть не достав я даже не попытался пошевелиться, а потом сразу в другую сторону, вонзив при этом нож в деревянную стену. Принялся его вытягивать и слегка порезался.
Саша, успокойся, снова начал я непонятную ему беседу я был абсолютно спокоен, хотя спокойствие это нехорошее оно сродни гипнотическому спокойствию кролика перед удавом.
яша! взорвался он, напрыгивая на меня, ты думаешь, «Морфий» кто написал?
Михаил Афанасьевич кто же ещё, ответил я, улыбаясь.
Он весь даже затрясся, заглядывая мне в глаза снизу, взгляд его был нечеловечески отвратителен.
Я! заорал он, хватая меня за рубаху, я написал!
Я оттолкнул его, а он, отскочив, схватил с холодильника заварочный чайник и разбил об пол, тут же схватил стакан и запустил в бабку не попал. Выдрал ножик.
Я подвержен недугу, но вас-то я исцелю, заявил он, нацелив взгляд и лезвие ножа сквозь меня на них.
Я быстро рассчитал момент он как раз стоял в аккурат у двери в коридор бросок к нему с ударом правой в челюсть. Удар был с толчком корпусом, и мы, распахнув дверь, вывались в коридор. Ещё удар в лицо, удар по руке. Я уже наваливался на него чуть ли не сверху, нанеся несколько жесточайших ударов в голову. Схватил алюминиевый чайник и стал бить им, пока не брызнула кровь тогда я отпустил хватку бешенства, и он, жалкий и окровавленный, осел, а потом и повалился на пол. Я вытолкал его пинками за дверь и закрыл её на крючок.
Кое-как переведя дух, весь трясясь, я понял, что не ведал, что творил и сотворил не очень приличное чайник всмятку, кровь, его кроссовки стоят здесь, а сам он на холоде, одетый в алкоголички и звёздную маечку. Сконцентрировавшись, я припомнил кое-что в виде отдельных кадров как будто мне показали диафильм или слайды с моими проделками; из анализа отснятого материала следовало, что чайником ему в основном досталось по хребтине, а кровь, вероятно, вытекла из разбитых первыми ударами губы или носа. Дай-то бог, чтоб так, а не хуже, подумал я и открыл дверь.
«Саша, Саша!» звал я, но его нигде не было. Я облазил весь двор, выбежал на дорогу прямоезжую, устремился по ней, но тут пришла боязнь, что я не смогу вернуться, и паче того, я ощутил, что замёрз выскочил-то раздетый. Я вернулся, оделся и продолжил поиски снова осмотрел двор, забор внутри него и снаружи, дошёл, выкрикивая: «САША!», по улице до магазина, потом до вокзала, покружил там и вернулся чуть ли не бегом.
Делать нечего я попил воды из чайника, попытался распрямить его молотком, спрятал с глаз долой. Взял тряпку и стал убирать кровь, а потом осколки и заварку, разбросанные по всей комнате с бабушкой.
Выключил свет, лёг. Встал, покурил в коридоре, оставив там свет, а дверь запер. Только я начал засыпать стук в окно. «Лёнь, это я, открой!» явился. Я встал, припав к окну: как есть О. Фертов в носках (благо, он всегда в шерстяных ходит), в отвисших дырявых алкоголичках и своей чудо-маечке, на которой даже незаметна кровь.
Я осознал, я больше не буду, сказал он человечьим голосом.
Это было убедительно, я пошёл открывать, но всё равно в глубине души готовясь к худшему к коварной мести.
Ты не представляешь, где я побывал! заявил он с порога, захлёбываясь непонятным мне возбуждением или даже радостью.