Понятно, что если эти сейчас начнут рвать, то и остальные кинутся. Волки, если в клетке, куда тщедушнее и жалкие такие В детстве меня покусала собака, и неплохо. Виноват был сам хотел в перетяжку каната сыграть: тыкал прутом, травил, чтоб за зубы вытянуть её из будки. С тех пор чураюсь их, всегда мне неприятно чего Анютинка, слегка подтрунивая, не понимает: она их подзывает, треплет, разговаривает с ними, угощает, отсылает прочь
Но есть же хоть на волос превосходство человека?!. Я стал кричать «Пошёл!» и из кармана хоть телефончик вытащил он маленький им замахиваясь.
Адреналин и мне ударил в голову. Минут через пять, выкрикивая, как мог, брутальней, замахиваясь, будто бы в руках дубина, поворачиваясь к ним лицом, глядя в глаза с такой же дичью, но пятясь, я кое-как «отбился», чуть отдалившись. Спокойно, но уж на ватных, дрожащих ногах отошёл, с поднятой, как факел рукой всего, наверное, метров пять, перевёл дух и запустил бегом.
Потом, за неимением лучшего, я стал ходить на прогулку-пробежку с молоточком за подкладкой куртки. Он небольшой но всё же
Но в тот обычный по всем приметам день я молоток не взял. Да хоть бы взял и что? Меня хватают, тащат. Кричать? вы издеваетесь? смешно. Вот самый центр вокруг же ни души. Да и случись прохожий иль прохожие три взрослых мужика закочевряжились кто вступится, да хоть бы остановится?! естественно, лишь ускорят шаг!
Я чуть рванулся и зацепился рукой за дорожный знак по-идиотски выглядит!
Пойдём-ка с нами! ухмыляются они, давай его, тащи!
И рванули.
В голове мгновенная лихорадочная калькуляция: как рвануться, как кого ударить, куда рвануть. Но понятно тут же: всё бесполезно. Уже заламывают руку
Мне в доли секунды как никогда ясно представилось, что сейчас будет и куда тащат. Вон в тот закоулок за поссожем там только спиной об стенку с розовой побелкой и следующий жест невзрачный ножом в утробу, после чего, обмякнув, приседаю и валюсь, держась за живот, нелепо улыбаясь «Что же Аня, а Аня как же?» думаю, рассматривая уже подтаявший грязный снег совсем в близи и похолодевшую (или горячую) ладонь в чём-то сером жидко-липком. «Как же мне домой ползти? звонить?» всё вспыхивают, быстро, правда, угасая, нервно-весёлые, зряшные мысли: уж не ползти я не могу и не хочу, и даже не звонить.
В животе ощущаю Непонятную, непривычную, сладковато-саднящую разрастающуюся лёгкостью брешь. И вижу их: обчикнув лезвие об глыбу снега, сплюнув, закурив, отчалили. Чуть поспешая, как ни в чём не бывало, удаляются. За поворотом один пристал к забору, возясь с ширинкой, второй ругается. В итоге помочились оба и тут же сразу в джип тот чёрный у порога заведенья их, а чей же. Простецки всё, смешно и жутко.
Вся жизнь вся кутерьма, вся боль, стремления, старания Анбиции лю-бовь
Один тоже любил Еву Браун, овчарку Блонди, рисовать!..
Снег этот неизъяснимо и по-весеннему просто пахнет жизнью талой водой, грязью, собачьим дерьмом, бензином, штукатуркой, корой деревьев, землёй, сосульками, льдом и снегом.
Будет ли это, как сейчас, подтаявший, в сосульках, вечер; будет ли трескучая и бело-вьюжная, до бездорожья, пора как и когда я появился на этот свет жаркое ли, давящее удушье стоящего пространства-воздуха, так что от гроба, будто бы висящего на двух точках, вытянутого на привычных в другом качестве табуретках, придётся распахивать все окна и форточки, и всё равно мало Будет ли жирная пора скользящей грязи и реденькой, гвоздиками в расчёске, зелёненькой травки; будет ли невообразимое взрывное буйство яблонь, одуванчиков, соловьёв, лягушек и черёмухи; или спрессованные, промокшие листья под ногами всё равно. Всё равно: единственное, что мы можем стопроцентно предсказать, это то, что мы умрём.
Даже в зелёных вспышках на багряно-красном зареве неба как фейерверк или ракетница, или салют, только в тысячу крат больше и ярче, даже в красных вспышках-цветах на нестерпимо зелёном небосводе когда Звезда Полынь стоит в зените, кислотно-горьким насыщая наш дух и воздух, и рушатся-свистят вокруг кометы Даже здесь мерещится всё та же гибель безвозвратная, всё одно же.
И я не встречусь больше со своей Анютинкой никогда. Даже за порогом конечно-здешнего, убитый грехом уже здесь, протравленный, как семена, и давший плод причудливо-обманчивый блестящий кожицей, но сладковато-прелый и червивый, я вряд ли увижу её там Может, только чудом её молитвы и любви, может, чудом надежды всё равно пока чудом не выгрызенной и до конца не изгнившей надежды на что? на то самое чудо нездешнее на сопутствующую нам изначальней, чем грех, любовь и милость