Они поили коней и смывали с рук и лиц запёкшуюся грязь. Меня охватил восторг. Никогда прежде не думал, что встреча с людьми в глуши может так поднять настроение. Кое-как встав, я направился к ним и загодя поднял руки, чтобы не спугнуть «уважаемых ковбоев». Парочка оказалась наёмниками Консула, жестокого и властного сукина сына. Звали их Питер Мур и Габриэль де Марро, и были они настолько отъявленными негодяями, какие вам даже не снились. В своём деле они ничего не стеснялись. От их рук погибали и мужчины, и женщины, и старики, и дети. Даже домашний скот. Так что, пускай я того не знал, но жизнь моя оказалась на кону в игре с непонятными правилами.
Не знаю, чем им понравился: тем ли, что держался смело, или тем, что нагло попросил у них помощи. Знакомство состоялось, я его пережил. Мур и де Марро разделили со мной пищу и отказались от платы. Дескать: «Плохая примета брать деньги с умирающего с голоду посреди чащи». Интересные они люди.
Луишвилль встретил меня провинциальной улочкой, парой магазинчиков, одним салуном и даже рестораном, управлял которым сморщенный старичок с французскими усиками. Ему недоставало акцента, но стряпня была высший класс. Я решил подзадержаться в городке и там во второй раз встретился с Муром и де Марро. Они убивали какого-то проходимца, задолжавшего Консулу денег. В те дни я уже был смышлёным парнем и в драки зазря не лез. Впрочем, у должника оказалась симпатичная дочка, с которой я быстро свёл близкое знакомство. Не защитить даму в беде всё равно, что выстрелить в собственный кхм, в собственное сердце.
Перестрелка вышла жаркой и жадной до крови. Муру я отстрелил мизинец на правой руке, в ответ он всадил пулю мне в плечо, отчего оно до сих пор ноет в дождь и поскрипывает. Де Марро я подарил шрам во всё лицо через обе щеки и нос, а он мне порванное правое ухо, из-за которого я вынужден носить длинные волосы.
Дальнейшая судьба моя больше сказка, нежели правда. К тому же впереди уже маячат огни Когуолла. Сверну-ка я свой рассказ, пока окончательно вам не наскучил.
>>>
Есть в Когуолле традиция: путника, пришедшего с воды, угощают рыбой, а того, кто пришлёпал по земле, мясом. Изучая меню, я понимаю, что пеших здесь не ждут. Ненавижу рыбу.
Уважаемый, обращаюсь я к официанту, а есть ли у вас что-нибудь из старого доброго мясца?
Сэр, а чем плоха рыба?
Терпеть её не могу. Ни в каком виде.
Сегодня четверг Но я спрошу на кухне.
Паренёк в чистой, но изрядно потасканной временем рубашке исчезает за кухонными дверьми. Остаётся сидеть и ждать. Пустыня выела из меня всю воду, так что первым делом в Когуолле я осушил четыре больших графина воды, заказал пятый и цежу его медленно, перекатывая воду на языке. Нет ничего лучше, чем напиться воды после того, как губы потрескаются, а нёбо высохнет настолько, что начнёт царапать язык.
Кантина оказывается крохотной: зал дай бог на двадцать человек. Три длинных общих стола, барная стойка с непритязательным выбором напитков, меню на меловой доске. Написано округлым женским почерком. Я представляю себе дородную стряпуху: в этих краях их днём с огнём не сыщешь, они всё больше предпочитают южное побережье. Такие женщины умеют вкладывать в свою еду не только ингредиенты, но душу. А уж вкусно поесть я не дурак.
Сэр, есть вчерашнее рагу.
Из чего?
Свинина.
Что-то не видел я тут у вас свиней.
Паренёк заливается краской.
Ты что, чучело, думаешь, я свинину от угря не отличу?
Сэр, что вы..!
Я, кажется, понятно объяснил, говорю я, как бы невзначай убирая полы плаща в сторону и оголяя рукоять револьвер, что ненавижу рыбу, а вместе с ней и всех морских обитателей, включая крабов, креветок, угрей, осьминогов, лангустов, мидий, устриц и вообще всех, кто обитает под толщей пресной или солёной воды!
Официант белеет и исходит потом. Теперь он либо принесёт то, что хочу я, либо
Эй! Ты чего Джерри пугаешь?!
Не знаю, какой инстинкт во мне срабатывает, но вместо того, чтобы обернуться на грубый окрик, я кубарем скатываюсь со стула и прячусь за массивной ножкой стола. Выстрел, больше похожий на раскат грома, превращает стул в щепки. Я прикрываю глаза рукой. Джерри голосит, как шальная девка, и уносится в кухню. Убийца стреляет в ножку стола, но та оказывается крепче стула.
«Да из чего он палит?!» думаю я, контуженно встряхивая головой.