А у всех было -- от медали "За отвагу" у Мухи и Трубача до "Ордена Мужества" и американского "Бронзового орла" у меня; "Орла" вручил мне посол США за освобождение их журналистов. Я взглянул на нашу группу как бы со стороны, и мне понравилось. Как раньше говорили: военная косточка. Или как полковник Дьяков иногда говорит: "Элита!" Правда, говорит он это только тогда, когда делает нам втык за какой-нибудь прокол, и добавляет при этом: "Мать вашу!"
На КПП нас встретили, как делегацию НАТО: полная корректность и нуль эмоций. Один дежурный офицер передал нас другому, тот -- третьему, и ровно в одиннадцать ноль-ноль адъютант открыл перед нами двери кабинета командующего:
-- Вас ждут.
Командарм, похоже, эту ночь на спал -- таким тяжелым и обрюзгшим было его лицо. В кабинете сидел еще один человек -- лет пятидесяти, с бледным сухим лицом, в очках с тонкой золоченой оправой. Он был в штатском, но темно-синий костюм на нем сидел, как форма на кадровом офицере.
-- Товарищ генерал-лейтенант, по вашему приказанию...
-- Вижу, что прибыли. Это товарищ из Управления по планированию специальных мероприятий. Ему представьтесь.
-- Капитан Пастухов, -- назвался я.
А за мной и ребята, по старшинству.
Док:
-- Капитан медицинской службы Перегудов.
Боцман:
-- Старший лейтенант Хохлов.
Трубач:
-- Старший лейтенант Ухов.
Артист:
-- Лейтенант Злотников.
Муха:
-- Лейтенант Мухин.
-- Вольно. Садитесь, -- кивнул командующий.
Но гостя нам так и не представил. Товарищ из Управления по планированию специальных мероприятий. И будет с вас. Я и не подозревал, что такое управление существует. А какие специальные мероприятия оно планирует -- об этом только сейчас стал догадываться.
-- У меня к вам, товарищи офицеры, несколько вопросов, -- начал штатский. -- Скажите, капитан Пастухов, эти материалы, которые вы вчера доставили... У них есть копии?
Я сразу понял, куда он клонит. И ответил:
-- У нас -- нет.
-- А у них?
-- Думаю, нет. Кассета не доснята, многие пленки не проявлены. Негативы снимков наверняка есть. Но снимки мелкие, даже погон не видно. А лица в марлевых полумасках.
-- У вас не было намерения сделать копию видеопленки?
-- Зачем? Если бы дело касалось только генерал-майора Жеребцова, эти материалы мы отнесли бы прямо в ОБСЕ. И прославили бы его на весь мир.
-- Почему же вы так не сделали?
-- Потому что на весь мир прославилась бы и Российская армия. А она и так прославлена с головы до ног.
-- Значит, вы думали о чести Российской армии?
-- А вы? -- неожиданно вмешался Док. -- Когда планировали это мероприятие? Если планировали его вы.
Таким я Дока никогда не видел. Он с трудом сдерживал бешенство.
Штатский словно бы не услышал его вопроса.
-- Спасибо, -- сказал он. -- Я удовлетворен вашими ответами.
-- Анатолий Федорович, я хотел бы поговорить с моими офицерами наедине, -- обратился к нему командующий.
"Анатолий Федорович -- вот, значит, как его зовут", -- взял я себе на заметку.
-- Разумеется. Ничего не имею против, -- ответил штатский и вышел.
Командующий проводил его тяжелым взглядом и повернулся к нам:
-- Курит кто-нибудь? Угостите сигаретой.
Док выложил перед ним пачку "Мальборо" и зажигалку. Он был единственным, кто в нашей команде курил. Раньше Артист и Муха смолили, но после двух подряд тридцатикилометровых марш-бросков по горам с полной выкладкой, которые я специально для них устроил, как-то быстренько бросили. А вот у Дока не получалось.
Командующий закурил и довольно долго молчал. Потом сказал:
-- Плохие у меня для вас новости, ребята. Очень плохие. От меня потребовали, чтобы я отдал вас под трибунал.
-- За что?! -- вырвалось у Мухи.
-- Невыполнение боевого приказа. Нападение на генерала Жеребцова... Что ж ты его не пристрелил, капитан? Сам же сказал: он тебе в башку целил.