Он решил, что если наденет наушники, в которых будет играть серьезная музыка классика, то она обязательно защитит его от скуки и соответственно от времени. Он разговаривал через наушники:
Добрый день! проорал он, чтобы услышать себя.
Добрый день.
Что?
Добрый день. Снимите наушники.
А? Ладно! Мне нужна компьютерная мышь!
Прошло около минуты.
Держите!
Спасибо Вам!
Грызущее.
Он успел нализаться леденцом на палочке этот игрушечный антураж, как это всегда бывает, прикрывал его нутро вовсе не куртизиана, а поэта, который не гонится за слащавым опытом- стрептизершей. Что если содеянное бьется сердцем в жирной точке телесности абстрактной так он напугал своего отца совсем не нарочно, зайдя в комнату громадно и с гамом в ушах отца, он хотел сообщить новость, но напугал его, но больше сотрясалась грудь нашего героя, а не отца после этого. Он долго думал, как исправить такие въедшиеся чувства эти события наложились на события подобные из прошлого в чью пользу работает мозг?
Естесство.
Она сидела под гулкой царапиной дерева, которая была плясала насквозь дерева девочка чувствовала себя дирижером, когда прикрывала и открывала ладонью эту сквозную щель. Перебирала пальцы как на трубе по кнопкам. Это заметила проходящая женщина, идущая по парку, слушая в наушниках концерт номер три Рахманинова тре5петал и блистал у нее в ушах. Незнакомка с нетерпением подошла к девочке, чтобы раскусить ее щебетание телесное. Она с нетерпением двинулась к девочке. Они вместе стали овладевать зовом ветра. Это было редкостно. Наблюдали слитность композиции, которая повторяется. Но все это время здесь находились те, кто желал зла этим деревьям рабочие должны были срубить деревья. Эта работа длилась безостановочно, и маленькая девочка с женщиной не были для них преградой.
Идите отсюда, пожалуйста.
Что вы не видите особенности этого дерева? Его нельзя срубать.
Нам положено срубить весь парк!
Но все же только посмотрите!
И они учиняли настоящую симфонию.
Нас это не волнует! Это дерево еще старше, чем другие!
И они срубили его.
Девочка пошла плакать и играть на пианино, а женщина оказалась музыкальным жюри и дирижером и предложила девочке сыграть в каком-то конкурсе.
Жестокость.
Конический креозот в бутылке, как вы понять могли, в форме конуса, с добавлением листвы, если его вылить составляет листопад горючий ему подвергся линолеум и говорил:
Привет, братья мои, листья измотанные, но все еще юные, богатые опытом, который взвалился на ваши плечи.
Приветствуем, все больше опытный линолеум, который из дерева сотворен, и испытал на шкуре своей так много перетерпел.
И разбилось стекло в форме конуса и говорило:
Я также многострадально! Могу быть вашим другом!
Но не приняли они его, так как оно пострадало еще больше от сотворения какой-то совсем не близкой природе формы
Мы не принимаем тебя, уйди
Но я так же было сделано из песка и извести.
Мы не видим в тебе этого, значит в тебе этого нет
И лежало стекло одиноко все свое время
«Живописность Франца Шуберта»
Риф продолговатость, свирепствующая одному агнцу, который шел по нему своей дорогой он
хотел побывать везде. Но он ему не давал сделать это сполна. Агнец споткнулся. И не мог
превозмочь свои силы, он уже утратил свою веру веру во всякую вседозволенность, которую
как-то наблюдал, которая была у него с рождения она уже потухла он не может даже внятно
изъясниться, думая, что шорох это опасность. Это некоторая крайность, которая никак не
разлучает его с трясиной его нутра все бьется трепетно, но никак это не освободить. И верность
своему сердцу осталась гнить в помойке мыслей, которые шатаются уже под ногами сопливые и
неудачные, они даже не имеют дома, только танцуют в ходячем таборе под укрощением
рассудка, которые натирает их до блеска до цирковых, они начинают биться как вон выходящие
от такой «заботы». И становятся одной большой мыслью, пожирая друг друга. Этот агнец уже
совсем обомлел от пустоты у него в голове, от одной только жирной ленивой точки.
Поговорим об утраченном чувстве вседозволенности, когда у агнца была чистая голая