Утром, направляясь к Занделю, он рассчитывал только на то, что майор имеет пропуск на оперативный причал и ему удастся этот пропуск как следует рассмотреть, а в случае удачи и похитить. А все сложилось гораздо лучше: он получил именно такую работу, которая даст ему возможность проникнуть в святая святых эвакуации.
В музее Дементьев без особого труда обнаружил совершенную там подмену картин и огорчился неопытности, с какой это было проделано. В одном месте люди, заменявшие картины, умудрились оставить табличку, относившуюся к снятой картине. Дементьева сопровождал по музею его смотритель - чистенький старичок с розовой лысиной, обрамленной светлым венчиком вьющихся волос. Окна музея были заложены мешками с песком, а смотритель музея, входя в залы, зажигал далеко не весь свет. Некоторые картины просто нельзя было рассмотреть. Дементьев решил проверить смотрителя: вынул из кармана электрический фонарик и направил луч на табличку, оставшуюся от спрятанной картины и совершенно не соответствовавшую новой, повешенной здесь картине. Он внимательно прочитал табличку, посмотрел на картину и быстро обернулся к стоявшему позади смотрителю. Расширенные от ужаса глаза старичка сказали Дементьеву все.
- Хорошая картина, - спокойно произнес Дементьев и пошел дальше, услышав за спиной облегченный вздох смотрителя.
Дементьеву стало жалко этого честного, неопытного старичка. Осмотрев весь музей, они прошли в кабинет смотрителя.
- А где хранятся фонды? - равнодушно спросил Дементьев.
- В подвале, господин капитан, - подобострастно ответил старичок.
- Можно посмотреть? - Дементьев снова увидел округлившиеся от страха глаза старичка. - Впрочем, у меня сейчас нет времени. В другой раз. Ваш подвал глубокий?
- О да, там сотни полотен.
- Строго секретно должен предупредить вас, что в самое ближайшее время мы ожидаем интенсивную бомбардировку города русской авиацией. Все богатства вашего музея могут превратиться в пепел за один час. Нужно снять с рам все картины и упаковать их в ящики, которые сложить в подвал. Упаковать нужно все, что хранится в фондах. Срок - два дня...
Смотритель молчал, опустив голову.
- Ну что, вам это непонятно?
- Почему? Все понятно.
- Вот и хорошо. Для ускорения дела опись картин делать не надо. На ящике ставить только цифру, обозначающую, сколько в нем картин, и все.
Глаза у смотрителя оживились. Дементьев еще раз убедился, что старичок положительно не умеет владеть собой.
- Да-да, мы всё так и сделаем. Послезавтра можете прийти проверить.
- Послезавтра утром я зайду непременно. До свидания...
Вскоре Дементьев докладывал Мельху о своей поездке в музей.
- Надо думать, - говорил он, - что замена нескольких картин действительно произведена. Снятые картины, они, вероятно, спрятали в подвале, а там хранятся сотни полотен и царит дикий хаос. В течение двух дней мы все картины отделим от рам и упакуем в ящики. Фонды - тоже. Я поставил в музее часового - и оттуда они не вынесут и тряпки. Если я найду неупакованным хоть один кусочек, - Дементьев показал половину пальца, - я расстреляю всю их шайку!
- Прекрасно, Рюкерт! - воскликнул Мельх. - Спасибо. Ну, а я, пока вы там были, посетил вашу квартиру.
Дементьев нахмурился, хотя знал, что ничего опасного для него полковник на квартире обнаружить не мог.
- Извините, Рюкерт, но я решил сделать это сам. В моем отделе гестапо это я, и лучше, что туда сходил я, а не кто-нибудь другой.
- Неужели неверие друг в друга стало в нашей среде обязательным? огорченно спросил Дементьев.
- Люди гестапо никогда никому не верили. В этом их служба. В общем, они уже заинтересовались вами, но я сказал, что за вас отвечаю я сам. И больше ради проформы решил съездить на вашу квартиру...