В басне «Мор зверей» речь идет об ужасном море, воцарившемся в животном царстве. Лев призывает наиболее грешного принести себя в жертву, чтобы смягчить гнев богов, и сам признается в грехе: «Неправ и я! Овечек бедненьких за что? совсем безвинных дирал бесчинно; А иногда кто без греха? случалось драл и пастуха». Со Львом вступает в спор лиса: «поверь, что это честь большая для овец, когда ты их изволишь кушать: а что до пастухов, то все здесь бьем челом их чаще так учить им это поделом».
Также были признаны безгрешными «медведь, и тигр, и волки в свой черед», а на костер был принесен вол, признавшийся, что «у попа он клок сенца стянул». Автор заканчивает: «Кто посмирней, так тот и виноват». Властные и сильные никогда не признаются в своих злодеяниях и не несут за них ответственности. Все эти вариации на тему волка и ягненка, т. е. о том, что «у сильного всегда бессильный виноват». О том же и в басне «Лев и барс»: «Судиться по правам не тот у них был нрав; да сильные ж в правах бывают часто слепы. У них на это свой устав: кто одолеет, тот и прав». А в басне «Крестьяне и река» автор прямо говорит о силе коррупционных связей: «На младших не найдешь себе управы там, где делятся они со старшим пополам». Однако существующее положение дел объясняется, по Крылову, не только физической силой, на которую опирается власть, но тем, что сами подвластные сакрализируют власть. Об этом басня: «Лев и лисица», где лиса, впервые увидев Льва, «со страстей осталась чуть жива», но когда опять «ей Лев попался, но уж не так ей страшен показался А в третий раз потом Лиса и в разговор пустилась с Львом». А в басне «Лев и комар» рассказывается, «как больно Лев за спесь наказан комаром», ибо «мстят сильно иногда бессильные враги». О том же басня «Лев и мышь».
Впрочем самой важной басней на тему отношений между властью и подвластными выступает басня «Конь и Всадник». Рассказ начинается так: «Какой-то всадник так Коня себе нашколил, что делал из него все, что изволил, не шевеля почти и поводов, конь слушался его лишь слов». Однако когда Всадник снял с Коня узду, произошли ужасные события, о которых в конце басни говорится так: «Тут в горести Седок Мой бедный конь сказал я стал виною твоей беды! Когда бы я не снял с тебя узды, управил бы, наверно, я тобою и ты бы ни меня не сшиб, ни смертью б сам столь жалкой не погиб». Баснописец резюмирует: « Как ни приманчива свобода, но для народа не меньше гибельна она, когда разумная ей мера не дана». Право же, звучит почти так, как на российском ТВ в XXI веке? Однако есть и важные отличия
II
О концепте «власть» в русском языке существует (как и многих других концептах) огромная литература, относящаяся в основном к рубежу нынешнего и прошлого века. Среди характеристик этого концепта на одном из первых мест (если не на первом) мудрая и дальновидная, грандиозная и всепроникающая, ответственная и самоотверженная, кипучая и неустанная деятельность во благо народа, страны и существующих порядков. Ничего похожего в крыловском дискурсе обнаружить не удалось, кроме, может быть, лицемерных заявлений со стороны самой власти.
В силу этого фундаментального различия и культивируемая властью несправедливость, опирающаяся на насилие, одинаково присущая и крыловскому, и современному дискурсу, выглядит в этих двух ипостасях совершенно по-разному. Как еще существующие отдельные частные недостатки (проявления) в современном дискурсе (В семье не без урода, нет правил без исключений, надо за деревьями видеть лес и т. д. и т.п.). И как имманентные сущностные признаки любой власти вообще у Крылова.
Можно утверждать, что современный дискурс весьма серьезно обогатился едва ли известными Крылову точными именованиями и мемами для проявлений, характеризующих действия власти: к бессмертной взятке можно добавить еще откат, делиться надо, беспредел, оборотни в погонах, занос и др. Особого внимания заслуживает слово силовики (видимо, pluralia tantum, для обозначения нерасчлененного множества, хотя и не обозначающего вещество). Это слово, как кажется, обладает теми же лексико-грамматическими свойствами, что и отбросы или сливки (общества).