Название блюда (уха) последовательно дает реакцию демьянова уха, исходное значение «назойливое угощение или услужливость», являющееся основой басни «Демьянова уха», выступает лишь как интертекстовый фон В январе мы начали уже помышлять об обеде, который хотели дать у себя в день рождения Ивана Андреевича <> Разумеется, была стерляжья уха под именем демьяновой ухи и все, что можно было придумать тонкого, роскошного и вместе соответствующего гастрономическим вкусам Крылова
(Е. А. Карлгоф. Жизнь прожить не поле перейти <1881>).
Иногда интертекстовая единица вводится как реакция на двойной стимул. Так, начало басни «Петух и Жемчужное Зерно» (навозну кучу разрывая, Петух нашел Жемчужное Зерно) разделяется, образуя ассоциативную структуру, осложненную текстовой парадигмой стимула (жемчужное зерно> жемчуг> золотой зуб). Оба стимула (жемчужное зерно и навозна куча) соотносятся и с универбацией (жемчужное зерно> жемчуг, навозна куча> навоз), актуализирующей бытовую конкретику:
Новая перспектива: свобода в жемчуге: У доктора Смирнова на виду золотой зуб. «Спрячьте его, а то реквизируют».
«Я нарочно показываю, хочу поменять на навоз. Вот, братец мой, навозу-то! Всё навоз и навоз!» «Наверно, есть, петух, помните! нашел жемчужное зерно!» Доктор не понял меня и не мог понять (М. М. Пришвин. Дневники. 1920).
В числе векторов интертекстовой деривации следует отметить контаминацию, т.е. объединение или смежное положение фрагментов из разных источников. Распространенной будет, например, макротекстовая контаминация, в примере ниже это объединение измененной скрытой цитаты из «Русалки» Пушкина (Невольно к этим грустным берегам Меня влечет неведомая сила) со словами из басни Крылова «Крестьянин и Работник»):
В писании сказано: Он ахнуть не успел, как на него медведь насел. Так и я: Ахнуть не успел, как уже невидимая сила опять влечет меня в таинственную даль. Сегодня еду в Петербург, оттуда в Берлин и так далее (А. П. Чехов М. В. Киселевой, 11 марта 1891 г.).
Интертекстовая энергия басен Крылова, входящих в круг русской словесной культуры, направлена от исходной морали как основы произведения к вовлечению в явное или скрытое цитирование фрагментов, соотносимых с нарративными сопроводителями, косвенной событийностью, развитием разнообразных структурно-семантических парадигм и основана на определенной организации используемых единиц.
Итак, интертекстовая энергия басен Крылова направлена от исходной морали как основы произведения к вовлечению в явное или скрытое цитирование фрагментов, соотносимых с нарративными сопроводителями, косвенной событийностью, развитием разнообразных структурно-семантических парадигм, контаминированием, ассоциативной подвижностью и основана на определенной организации используемых единиц векторами интертекстовой деривации. Показательно, что прошедшие два века показали последовательную преемственность и значительное типологическое сходство в череде бесконечных употреблений басенного слова Ивана Андреевича Крылова.
Рогова К. А.
Отрицательные предложения в тексте басен И. А. Крылова
При изучении языка басен И. А. Крылова исследователи чаще всего обращаются к анализу лексических и фразеологических средств выражения, сближающих их с народным языком, отмечаются и анализируются вошедшие в русский язык крылатые выражения их около 50 [см., Мокиенко, Сидоренко].
Однако отмечено также и то, что«несмотря на небольшой объём текста, а во многом именно благодаря этому, басни представляют интереснейший материал для изучения структурно-композиционного строения и смысловой организации отдельного жанра» [Полуянова 2001]. Как утверждает автор, значимым при этом оказывается когнитивный подход, внимание которого «обращено к процессам понимания и построения речевых сообщений» [там же].
Басня как жанр обычно определяется как короткое произведение в стихах или прозе, героями которой часто являются животные. Оно направлено на осмеяние человеческих пороков, недостатков общественной жизни, для него характерно наличие морали (в начале или конце текста).